Финский политик-инвалид Калле Кёнкёлля: Добиться изменений можно только действиями, а не мольбой. Подробности поездки русских инвалидов-колясочников в Финляндию читайте в статье «Свобода передвижений».
Как-то в руки жителей одного из московских интернатов для инвалидов попала книга финского политика Калле Кёнкёлля. Это особенный человек. Он родился со смертным приговором: его родителям сказали, что младенец не доживет до года. Поэтому всей своей жизнью, просто тем фактом, что он все еще жив, Калле доказывает, что вынесенные приговоры можно опровергать. А, кроме того, Калле — человек, который сумел доказать своей стране, что поддержка самостоятельной жизни инвалидов обойдется государству гораздо дешевле, чем поддержание жалкого прозябания «объектов» соцзащиты в застенках их квартир или комнат в интернатах.
Книга Кёнкёлля оказалась эффективным мотиватором для тех, кто точно так же, как и Калле, не желал терпеть по отношению к себе брезгливой жалости, а ждал уважения. Этим летом они встретились: семь московских инвалидов и Калле Кёнкёлля. Встреча с Алексеем Карловым и его друзьями состоялась в офисе организации «Порог», созданной Калле почти сорок лет назад.
Калле встретил своих гостей у порога — порога, которого нет. Несмотря на то, что офис организации размещается на пятом этаже, добраться до него несложно. Даже при условии, что ни у одного из российских гостей Калле нет электрического кресла, в котором передвигается он. Калле объехал всех прибывших: как людей в колясках, так и их «двигателей». Двух мам, не отдавших своих детей в интернат, и пятерых друзей людей в колясках. Он объехал всех, потому что он не мог просто сказать: «Хеллоу». Ему нужно было каждому пожать руку. И случилось ЧУДО! среди гостей Калле была Ирина Мовчан, ее руки не двигаются из-за тяжелейшей болезни позвоночника. Калле протянул Ире руку и держал руку на весу, хотя ему это было очень трудно. Вдруг Ира стала медленно поднимать свою руку, и их руки встретились. Чудеса возможны. Но при условии, что человек в них верит.
Мне хотелось бы предоставить вашему вниманию монолог Калле Кёнкёлля. Это запись его беседы с российскими друзьями. Пересказывать Калле было бы неправильно. Лучше дать ему слово…
Наконец-то вы здесь. Я очень рад. Добро пожаловать в Хельсинки. Это мой родной город. Это город, в котором я не просто живу, не просто существую. Это город, в котором я работаю.
Я работаю с 1973 года. Именно в этом году мы основали организацию защиты прав инвалидов «Порог». Тогда же мы организовали фонд.
Чтобы не затруднять вас подсчетами, скажу, что это говорит о том, что я уже старый человек. Когда мы создавали организацию, я был молодым и сердитым. Сейчас я уже не так молод. Но «сердитость» все еще сохраняю. Все потому, что за тридцать пять лет работы я все не могу избавиться от ощущения, что ничего не меняется. Но если оглянуться назад, то Хельсинки и Финляндия вообще была совершенно другой страной.
Моя жизнь остается борьбой. Не далее как вчера я ругался с администрацией университетской больницы. У моей коляски спустилась шина. Вы тоже в колясках. Вы понимаете, какая это проблема. Я позвонил в мастерскую по ремонту колясок при больнице. Они мне говорят: «Если у вас спустилась шина — вы можете приехать к нам». И я поехал. На трамвае. Это было очень сложно, но я решил, что я приеду к ним. И чтобы приехать, я сел на трамвай. Тридцать пять лет назад это было абсолютно невозможно. Я добрался до мастерской и нашел директора.
Первое, что я от нее услышал: «Вам нельзя самому приезжать к нам. Наши клиенты не приезжают сюда». Я ей отвечаю: «Ну что же, тогда я уезжаю». К этому моменту я уже начал сердиться. Еще не совсем так, как я могу, но уже начал. И вдруг она мне поясняет: «Вам нельзя было приезжать, потому что у вас спущенная шина». И я задаю ей вопрос: «А как я вообще могу сюда приехать, если мне нельзя приезжать, потому что у меня спущенная шина?» Я ей пытался объяснить: «Госпожа, вашему персоналу нужно десять минут, чтобы поправить мою шину. Зачем вы все это устроили?». Наконец, говорю ей, что у меня в доме хранится запасная шина и нужно было просто, чтобы ко мне приехал мастер, который бы ее установил… Мне в ответ: «Вам не положено хранить запасные шины дома. Как она у вас оказалась, если мы на руки никому ничего не выдаем?» А я ей говорю: «А я вас не спрашивал. Я ее купил. За свои кровные денежки. Я не желаю ждать вашей милости, когда же вы мне ее дадите». Объясняю: мне нужны запасные шины в доме, потому что лето я провожу за городом в деревянном доме и важно, чтобы у меня все было наготове на случай, если случится поломка. Мой помощник сразу все может починить. Она мне снова: «А вам запрещено самому ремонтировать свою коляску». Но дело в том, что у меня особенная коляска. Мою жизнь поддерживает специальный респиратор, прикрепленный к ней. Я не могу просто пересаживаться в любую другую коляску. Мне нужна моя коляска и мой респиратор. Мадам соглашается: «Хорошо, мы починим. Но вам придется ждать и достаточно долго». И я уехал.
Снова со своей спущенной шиной я приехал в свой офис, и ребята мне все очень быстро починили. А я написал гневное письмо руководству университетской больницы. И такое же письмо я отправил во все финские газеты. Немедленно я получил ответ из университетской больницы, где те же самые люди приносили свои извинения за произошедший инцидент. И это только один из множества примеров того, что представляют собой бюрократы, сидящие на наших шеях. Но бюрократы не понимают, что я не из тех, кто позволит им сидеть уже на моей шее. И, к счастью, СМИ Финляндии озвучивают все проблемы, с которыми я обращаюсь к ним. Но спущенная шина — это ерунда, маленькая деталь в том нагромождении проблем, которые приходится преодолевать инвалиду. Есть более серьезные вещи.
Я начну рассказ с ужасных вещей, а потом перейду к тому позитивному, что есть в Финляндии.
До сих пор в Финляндии есть глубоко скрываемое негативное чувство к инвалидам.
Большая часть общества и политики стараются говорить об инвалидах политкорректно. Когда я их спрашиваю, поддерживают ли они то, что мы сделали Финляндию доступной для жизни инвалидов, я слышу в ответ: «Конечно, мы поддерживаем и рады тому, что Финляндия — доступная для инвалидов страна. Но разве вам действительно так важно повсюду ездить?» И тогда я спрашиваю этих людей: «И куда же мне, по вашему мнению, не надо ездить?» От таких политкорректных я слышу: «Да, хорошо, что половина зданий в Хельсинки доступна для инвалидов». И я спрашиваю: «А как мне быть уверенным, что мои друзья и мои родственники живут вот в этой счастливой половине? Как сделать так, чтобы все мои враги жили в другой половине?».
Большинство людей считают, что у нас уже все в порядке. Мне часто приходится общаться с архитектурными бюро, и я порой слышу от них: «А может, разумно, если мы спроектируем дом «частично доступным», а «частично обычным». Тогда я отвечаю: «Да мне вообще-то все равно. Вы же уже спроектировали ту половину домов, куда инвалиду не войти. А потому, если остаток вашей карьеры вы будете заняты проектированием доступных зданий, мы уравняемся в нашем положении».
У нас в Финляндии есть одна серьезная проблема, которой я хочу поделиться с вами. Уверен, что вы также сталкивались с проблемами образования людей-инвалидов.
К сожалению, процент молодежи с ограниченными возможностями в университетах еще достаточно низок. И за 35 лет мы не смогли кардинально изменить эту ситуацию.
Очень долго в системе образования Финляндии существовала практика раздельного обучения. Считалось, что нас нужно держать отдельно от «нормальных» детей. Это оказало огромное негативное влияние и привело к тому, что очень маленький процент инвалидов может работать. Конечно, некоторые из нас абсолютно не могут работать. Но подавляющее большинство способно на это. Однако для того, чтобы инвалид выполнял работу, не требующую сильного физического напряжения, ему необходимо получить хорошее образование.
Большая часть моего рабочего дня — разговоры. Шестьдесят процентов моей работы выполняет мой язык. Для меня это сейчас не проблема, потому что мне помогает говорить респиратор. Но что-нибудь построить или даже смастерить какую-то безделушку у меня вряд ли получится.
Многие инвалиды имеют определенные навыки, определенные способности, определенные умения, которые общество может и должно использовать себе во благо. Но для этого инвалиды должны получить должное образование.
В нашем фонде работают люди с ограниченными возможностями. Если мы не будем принимать их на работу, кто тогда даст им работу? Хотя сейчас у нас работает и несколько «обычных» людей, которым мы сделали исключение, так как не смогли найти инвалидов с нужными нам умениями.
Наша жизнь и работа — важные политические заявления. Мы считаем себя частью всемирного движения за права человека, в том числе права инвалидов. Но есть организации, заявляющие ту же повестку дня, которые при этом не принимают инвалидов на работу.
Я начал нашу встречу с жесткой критики моей страны. Кто-то может подумать, что я не патриот Финляндии. Отнюдь!
В моей стране произошло много хороших изменений. В Финляндии — разумная и ответственная система социального обеспечения. Ни один человек с ограниченными возможностями никогда не будет голодать в нашей стране. У нас есть теплые дома, уютные квартиры, хорошая одежда и все, что необходимо для жизни.
Конечно, по сравнению со многими другими финнами, финские инвалиды не богачи, отнюдь. Живя на пенсию, много не отложишь. Вы не можете проводить в Испании каждый отпуск. У вас вряд ли будет летний домик.
Но последние 20 лет в Финляндии стали знаковыми:
У финских инвалидов появилось законодательное право иметь помощника. Это означает, что каким бы глубоким инвалидом не был бы финн, он имеет право и возможность жить самостоятельно. В том числе отдельно от своих родителей. Это дает больше возможностей и надежд, среди которых надежды на создание собственной семьи.
И, конечно, мы живем вне всяких приютов и других спецучреждений. Даже если инвалидность связана с отставанием в интеллектуальном развитии, у этого человека есть возможность не жить, как раньше, в приютах. К 2015 году в Финляндии исчезнут последние подобные учреждения. И я очень горд тем, что моя организация внесла огромный вклад в то, что это стало реальностью. Кажется, в 1975 году я разговаривал с одним директором такого приюта и он мне говорил: «Ты что, на самом деле веришь, что в Хельсинки будет доступное жилье для инвалидов, которые живут в моем приюте, и что им кто-то позволит жить самостоятельно, да еще помощников выделит?» Я сказал, что верю, что так и будет. Он рассмеялся мне в лицо. Потому что он был одним из тех, кто держал нас, инвалидов, за городскими границами и старался «не показывать нас людям».
Смеется тот, кто смеется последним. Я жив, а он уже скончался. Да упокоится его прах с миром… Такое случается. Такова жизнь. Такова борьба. Она бывает жесткой. Но в ней победили мы. Мы — инвалиды Финляндии — сами выбираем, где нам жить. Хотим жить в городе — живем в городе. Хотим жить за городом — живем за городом.
Сейчас у каждого финского инвалида есть возможность самому нанять ассистента и платить ему зарплату. А деньги на это предоставляются из муниципальных бюджетов. Оказывается, что Финляндия ничуть не обеднела, взвалив на себя эти траты. Тридцать лет назад «аргумент» о том, что инвалиды «разрушат экономику Финляндии», был одним из наиболее частых. Наоборот, Финляндия — единственная страна ЕС с ростом национального дохода.
Хотя я начал нашу встречу с критики моей страны, поверьте, все не так уж плохо. Все общественные здания в стране сейчас доступны для любого инвалида. Те национальные памятники, которые были не доступны, сейчас доступны. Национальная Художественная галерея, Национальный театр, Национальный музей страны, подавляющее большинство церквей. И каждый год огромное количество зданий ремонтируется таким образом, что бы их могли посещать инвалиды. Я лично помогал более чем 20 школам Хельсинки, когда они приняли решение стать доступными для инвалидов. Инвалиды сейчас могут съездить посмотреть даже на древний замок в городе Турку. В прошлом году старый дом Сибелиуса также стал доступен для инвалидов. 35 лет назад я не мог даже мечтать об этом.
Такая же ситуация в области общественного транспорта. Первый автобус, доступный для инвалидов, появился в городе в 1993 году. Тогда мы отпраздновали это, пригласив министра транспорта прокатиться на этом автобусе вместе с нами. А сейчас для инвалидов оборудовано 95 процентов городского транспорта. Я думаю, что автобусы, недоступные для инвалидов, исчезнут, когда последний из них будет куплен Россией. Я вполне серьезно: старые финские автобусы закупаются российскими автопарками. Я сам встречал их на маршрутах в Санкт-Петербурге.
Очень советую вам прокатиться на нашем трамвае. Я сам сейчас каждый день на работу приезжаю именно на трамвае. 60 процентов трамваев сейчас доступно для колясочников, и муниципалитет заказал еще сорок новых. Инвалиды в Финляндии могут ездить на всех междугородних поездах. Если мне надо попасть в Оулу или Турку, я выбираю поезд. Это очень удобно. Последний раз меня вносили в поезд в 1996 году.
Решить можно любые технические проблемы. Однажды я встретился с командой инженеров. Мы обсуждали необходимость разработать какую-то техническую деталь для доступного жилья. Они выслушали мои пожелания и затем по каждому пункту объяснили мне, почему это невозможно. Но я не инженер. Я — идеалист. Тогда я говорю: «Давайте изменим правила игры: вы мне будете предлагать какие-то решения этой проблемы, а я буду объяснять вам, почему ваши решения невозможны». Инженер расхохотался и сказал: «ОК. Вы меня учите задумываться». Они становятся очень умными, если у них появляется желание подумать, как реализовать наши предложения.
Я очень доволен новым поездом «Аллегро» по маршруту Хельсинки — Санкт-Петербург. Он бегает уже почти два года, и за это время я побывал в северной столице России уже четыре раза. Это стало так легко. Я подъезжаю в коляске к составу. Меня поднимают с помощью лифта. Я сижу три с половиной часа и выхожу практически в центре Санкт-Петербурга.
Но вот на прошлой неделе я ездил в Выборг. Поездка была интересной еще и потому, что моя мама родом из Карелии. Мои корни — в Выборге и Койвисто. Не знаю, как Койвисто называется в России сейчас… По-моему, что-то типа Приморска. Но у меня особые впечатления остались от железнодорожного вокзала Выборга. Может быть, вам удастся объяснить «Российским железным дорогам», что у них не все в порядке.
Поезд остановился у перрона. Он оказался очень высоким. Сам вокзал отреставрирован. Он выглядит прекрасно. И там есть даже специальный лифт для колясок. На нем — табличка: «До 300 кг». А я вместе с коляской вешу чуть больше 200. Я въехал в лифт, а он не работает: я слишком тяжелый, несмотря на табличку. Я выехал. Снял с коляски весь мой багаж. Снова въехал, а он снова отказывается везти: мол, тяжелый. Выехал. Сделал то, что никогда не делаю: снял респиратор. И мой ассистент сняла с меня даже мою шапочку, с которой я тоже никогда не расстаюсь. Все равно не едет. Я все еще был тяжелый. Вокруг нас собралась толпа помощников. Я им благодарен. Они придумали выход: нашли стул, вытащили меня из коляски, посадили на стул в лифте, спустили вниз отдельно меня и отдельно коляску. Может быть, вы сумеете написать письмо начальнику РЖД с просьбой отрегулировать лифт на вокзале в Выборге? Это же смешно: на его установку власти затратили от 50 до 100 тысяч евро. Но для чего он нужен, если он не работает?
Но какими же замечательными людьми были те россияне, которых я встретил на вокзале. Я не один раз бывал в СССР и не один раз бывал в России этого времени. Мой отдельный и очень позитивный опыт — общение с людьми. В России очень хорошие люди.
К чему можно еще стремиться в Финляндии?
Две основные проблемы: оставшиеся здания, вход в которые для инвалидов затруднен. Цена вопроса — десять миллиардов евро. Вообще-то строительные компании должны прыгать от восторга, видя поставленную задачу. Ведь для них это означает контракты и новые рабочие места. Нам также нужно улучшить наши улицы. Большинство улиц удобны для перехода в коляске, но далеко не все.
Кроме политической деятельности в качестве одного из лидеров Зеленой партии, депутата городского собрания и парламента Финляндии я много времени отвожу проведению общественных кампаний. Мы провели очень много демонстраций, как «негативных», под которыми я понимаю акции против чего-то, так и «позитивных», то есть акции с целью выразить одобрение.
Вы знаете, что понадобилось для того, чтобы убедить Финляндию пустить до Турку поезд, доступный для инвалидов. Я устроил демонстрацию. Это было в 1991 году. В то время не было поезда, на который я мог бы сесть, чтобы доехать он Хельсинки до Турку. И я преодолел эти 160 километров в своей инвалидной коляске. Это была позитивная демонстрация. Я стартовал от железнодорожного вокзала в Хельсинки. Пригласил оркестр полиции Хельсинки. И они играли, сказав: «Калле, обычно мы не играем на демонстрациях, но для тебя сделаем исключение». Я проехал весь этот путь, и власть нашла средства, чтобы пустить поезд, доступный для инвалидов.
Только так — действиями, а не мольбами — можно добиться изменений. Мы смогли добиться всех этих изменений, потому что мы не побоялись политической борьбы. Мне повезло в том, что я стал частью политической системы Финляндии.
Я много раз поднимал вопросы, связанные с инвалидами, на заседаниях парламента. Постепенно на моей стороне оказалось большинство парламентариев — 140 из 200 депутатов. Это произошло в 1985 году, и тогда вопрос вопросов касался реорганизации железных дорог в Финляндии. В середине 90-х я стал членом городского совета. Тогда я поставил вопрос о том, чтобы городской транспорт стал полностью доступным. И это предложение было поддержано большинством депутатов Совета. Это стало директивой для чиновников.
Борьба продолжается. Теперь мы помогаем организациям женщин-инвалидов в пяти странах: Киргизии, Казахстана, Узбекистана, Таджикистана и Туркменистана. Эти программы поддерживаются правительством Финляндии.
Через несколько дней после этой встречи Калле Кёнкёлля улетел в Бишкек.
Оксана Челышева
