Наша встреча с координатором Офиса по правам людей с инвалидностью переносилась несколько раз: то Сергей срочно уехал в командировку, то его пригласили на семинар, то неожиданно вызвали в Министерство промышленности…
В Минпроме, как потом рассказал Сергей Дроздовский, рассматривали жалобу инвалида-колясочника на электрическую коляску белорусского производства:
— Были представлены два листа конструктивной критики, где обстоятельно описывались все недочеты изделия. Заместитель министра промышленности в связи с этим напомнил производителям, как на совещании у вице-премьера Анатолия Тозика было дано поручение: обеспечить нуждающихся в колясках людей качественными изделиями.
— И в чем загвоздка?
— В том, что инвалиды-колясочники являются пользователями колясок, а не потребителями — это очень большая разница. То есть мы не заказчики колясок напрямую, и потому не можем требовать того качества, которое нам необходимо.
— То есть производитель выпускает продукцию на свое усмотрение?
— Людей с инвалидностью в цепочке «заказчик-производитель-потребитель» нет вообще. Возможно, производители лучше нас знают, как делать коляски, но почему-то именно мы все время недовольны. Когда меня замдиректора завода-изготовителя спросил: «Сколько вам нужно таких колясок, какие мы выпускаем?» — я ответил: «Ноль. Такие коляски нам не нужны». К сожалению, нас кормят обещаниями, что когда-нибудь качество станет лучше, мол, потерпите, мы же стараемся. Но коляски как ломались, так и ломаются. А чтобы сдать их в ремонт, нужно пройти нереально тяжелый путь.
— Может, просто нужно найти хорошего разработчика или дизайнера?
— Изготовители говорят: «Дайте нам денег и время, и мы улучшим качество колясок!» Но необходимости тратить государственные деньги на совершенствование качества продукции нет. Дело в том, что сегодня есть кустари-одиночки, которые делают прекрасные по качеству коляски, правда, к госзаказу их никто не подпустит. Государство выделяет деньги на приобретение колясок у завода, то есть права выбора у нас нет. Люди вынуждены, пусть и бесплатно, пользоваться некачественными колясками. А если бы у нас была возможность самим распоряжаться деньгами, то, конечно, колясочники приобретали бы то, что им подходит, у частных мастеров. Если мы заговорили на эту тему, то хочу сказать, что во многих странах предприятия по изготовлению технических средств для инвалидов — частные, небольшие, где практикуют индивидуальный подход, подбирают коляски, протезы, костыли под конкретного человека, учитывая все его пожелания об удобстве.
Безбарьерная среда
— Сергей, сегодня пандусы — уже обычное явление, но многие считают, что на этом решение проблемы безбарьерной среды заканчивается.
— Доступность должна быть не только физическая, но и правовая. Например, сегодня ряд нормативных документов содержат дискриминационные нормы, преграждают людям доступ к определенным сферам жизни. Согласно Трудовому кодексу, инвалидам I группы запрещено трудиться более 35 часов в неделю. Норма предполагает благие цели, потому что запрещает бесцеремонную эксплуатацию людей с инвалидностью, но, как ни странно, лишает их права работать больше, если они этого хотят.
Сегодня существует немало медицинских запретов, которые не имеют никаких объективных обоснований. Например, по медицинским показаниям человеку с инвалидностью могут разрешить водить машину, но при этом ему запрещено работать по найму. При этом недостаточно норм, которые бы охраняли человека с инвалидностью, например, есть немало людей, которые не могут попасть в суд и быть полноценными участниками судебного разбирательства. То есть мы говорим о проблемах с доступом к правосудию для людей с инвалидностью, и часто не из-за того, что они малоактивны, а из-за невозможности попасть в суды физически.
— А вам было сложно получить водительские права?
— Очень. В инструкции написано, что с такой формой инвалидности, как у меня, вождение категорически запрещено. Я несколько лет доказывал обратное, и, в конце концов, МРЭК выдала мне разрешение на получение водительских прав. Я провожу в машине почти все время, потому что много езжу. Без автомобиля моя жизнь была бы сильно осложнена, как, в принципе, у многих людей, которые, не имея сегодня доступа к автотранспорту, лишены свободы передвижения.
— Но ваша борьба с жилищными службами была не так успешна?
— К сожалению, из квартиры, где я раньше жил, мне пришлось переехать в общежитие, потому что было очень сложно передвигаться на инвалидной коляске: 4 лестничных пролета, несмотря на наличие лифта. Максимум, что смог сделать ЖЭС, — соорудить два трамплина, которые назвали пандусами. После этого стало понятно, что рассчитывать на что-то большее не имеет смысла. Если бы я остался там жить, наверное, до сих пор бы боролся с ЖЭСом.
Не ныряйте!
— Сегодня очень много говорят о том, что нельзя нырять в открытых водоемах, чтобы не получить травму и не пополнить ряды инвалидов-колясочников…
— … Но, к сожалению, спинальников меньше не становится: ежегодно порядка 100 человек получают переломы позвоночника в шейном отделе после ныряния. Это огромная цифра. А сколько людей попадает в аварии, лишается возможности передвигаться из-за операций по ампутации конечностей…
— Как вы думаете, как можно достучаться до молодежи, чтобы она бережнее к себе относилась?
— Надеюсь, мой случай будет показательным: мне было 22 года, я учился на 5 — м курсе БНТУ, и казалось, что впереди — целая счастливая жизнь. У нас закончилась дипломная практика, и мы с друзьями в приподнятом настроении поехали на пикник открывать купальный сезон. Ныряли многие, но не повезло только мне. Поэтому хочу предостеречь любителей экстрима: не испытывайте судьбу, направьте свою энергию не в безрассудное русло, а на что-то полезное.
— Сергей, вы человек с активной позицией, не равнодушный к чужим проблемам. Уже после того, как с вами случилась беда, вы получили юридическое образование, чтобы, как я понимаю, помогать людям, которые во многом сами не могут чего-то добиться. Как вы для себя решили, что выберете именно такой путь? Как часто у вас опускались руки от безысходности?
— Меня, скорее, чаще расстраивало то, что не хватает длинных рук до кого-нибудь дотянуться. (Смеется.) А если серьезно, то каждый человек с тяжелой формой инвалидности хотя бы раз в жизни задумывался о суициде. В таких ситуациях главное, чтобы рядом находились понимающие люди, чтобы человек не оставался один на один со своей бедой. Мне повезло: мама и сестра меня всегда поддерживали…
Важно, чтобы в нашем обществе поняли: для человека с инвалидностью выжить — не главное. Как жить дальше — вот что волнует больше всего.
Знаете, как в Швеции построена система реабилитации? На третий день к человеку, попавшему в такую ситуацию, приходит специалист по трудовой реабилитации и говорит: «Ваш физический статус изменится, поэтому по вашей прежней специальности вы вряд ли сможете работать. Давайте подумаем, как вам подобрать новую профессию с учетом вашей квалификации, способностей, опыта и пожеланий». Когда я побывал в одной из реабилитационных клиник Швеции, то задал вопрос их пиар-менеджеру: в чем заключается главный критерий успешной реабилитации? Он ответил: «50% наших пациентов возвращаются к полноценной трудовой деятельности». То есть он не стал говорить, что 35% начали шевелить пальцами, у 15% наблюдается улучшение состояния… Главное — это возвращение к трудовой деятельности. Помимо этого задействованы еще два десятка специалистов: например, человека с инвалидностью учат, как приготовить себе еду, сидя в коляске. Большую работу проводят психологи, помогающие людям с инвалидностью обрести свою идентичность и не презирать себя за то, какими они стали.
https://www.aif.by/
