Про большую любовь: как жениться под аппаратом ИВЛ и заново научиться жить.
Андрей Сорока живет в Минске. Похоже, он не умеет говорить о чувствах. Ну, и я не усердствую с вопросами на эту тему. Неблагодарное это дело — писать о любви после Шекспира, Гете или Гюго.
Поговорили мы с ним за жизнь. А села перед монитором – все равно получается рассказ о любви. Той, которая, как воздух: когда он есть, о нем не вспоминаешь.
«Шесть лет назад я поломался»
– Произошло это, как у всех – неудачно нырнул, – рассказывает Андрей Сорока. – Пока лечился, встретил двух мастеров спорта по плаванию с такими же травмами. Люди, которые боятся воды, никогда не будут нырять вниз головой…
Андрей, на свою беду, воды не боялся. Шел второй день свадьбы его двоюродной сестры, вечером разгоряченная молодежь отправилась купаться на Птичь.
– Все уже расходились, я последний остался на берегу, да шурин мой поодаль еще одевался. Думаю: еще разок нырну и догоню друзей…
Шурин Андрея и спас. Он был единственным, кто заметил, что парня долго нет на поверхности и позвал на помощь. К тому времени течение вынесло на отмель неподвижное тело.
– Пришел в себя – вижу только завитки капельниц и белый потолок. Стало страшно: казалось, мое тело и голова лежат отдельно друг от друга. Говорить не могу, потому что подключен к аппарату ИВЛ, пошевелить хоть пальцем тоже не получается. Я потерял ощущение времени: казалось, в забытьи прошло несколько лет. И почему рядом нет никого из родных?!
Подошла медсестра, стала рассказывать: мол, все нормально, меня вернули к жизни, я был в коме шесть дней. А один лежу, потому что родных в реанимацию не пускают.
Я более-менее успокоился, только одна мысль сверлила: целая неделя прошла, как же я успею до своей свадьбы из больницы выбраться?
До свадьбы Андрея и Ольги оставалось две недели. Кольца давно куплены, приглашения разосланы.
Большая любовь: как жениться под аппаратом ИВЛ и заново научиться жить
«Свидетели были в белых халатах»
Когда стало понятно, что до свадьбы не заживет, пришлось решать, отложить роспись или перенести ее на больничную территорию.
– Мама предлагала отложить, потому что в такой ситуации не до жиру, быть бы живу. Теща посоветовала нам с Олей принять решение самостоятельно. И Олька его приняла: «откладывать не будем». Я перечить не стал.
Теща правдами и неправдами привезла сотрудницу ЗАГСа прямо в больницу. Сказала, приболел жених, у него перелом.
Огромные глаза шокированной регистраторши Андрей не забудет никогда. Ей явно не приходилось вести церемонию в палате интенсивной терапии и допытываться «Согласны ли вы?..» у безмолвного жениха, подключенного к аппарату ИВЛ. Изумление в глазах работницы ЗАГСа сменялось подозрением – не проворачивается ли здесь афера с ее невольным участием?
– Врачи засвидетельствовали, что я в своем уме, хотя и не могу разговаривать, – смеется Андрей. – Глазами, где надо, поморгал, Олька быстренько за меня и за себя расписалась, и не успевшую опомниться дамочку под руку вывели из палаты. Оба свидетеля на моей свадьбе были в белом – медсестра и врач.
Потом ко мне приходили другие пациенты и медперсонал. Желали всяческих благ и счастливой семейной жизни. Было приятно: я вмиг стал известен на весь институт травматологии. Когда через четыре месяца выписывался, многие захотели сказать мне «до свидания».
«Врач посоветовал учиться жить заново»
Андрею в ту пору было 29 лет, его жизнь неслась самолетом на взлетной полосе: окончил вуз, стал специалистом в области наладки оборудования для нефте- и газопромыслов, объездил все постсоветское пространство, от Калининграда до Якутска.
– В 2005 году 260 из 365 дней провел в командировках, и мне нравилась такая жизнь, – говорит Андрей. – Даже о том, что женюсь, узнал в командировке – стоя на нефтедобывающей платформе у нейтральных вод Балтийского моря. Позвонил оттуда Ольке и услышал, что день нашей свадьбы уже назначен, осталось только принести заявление.
– А ты не боишься, что я от такой новости сигану прямо в мутные воды Балтийского моря? – спрашиваю. Но сам-то понимаю, что никуда мне сигать не хочется – наоборот, я очень рад ее инициативе…
Травма не пощадила физических возможностей легкого на подъем человека: у Андрея нормально двигается только указательный палец на левой руке. Ноги неподвижны, пальцы рук не работают, движение кистей и локтей ограничено.
Врач не стал лгать о перспективах выздоровления: посоветовал ему учиться жить заново. И мой собеседник, не оставляя себе времени на депрессию, прилежно выполнял уроки.
– Выписали меня из института, на месяц отправили на реабилитацию. Там научили переворачиваться на кровати, и отпустили с Богом домой…
«Мужик должен работать, а не быть обузой для семьи»
– Когда мама и Олька исчерпали свои возможности в части получения очередных и неоплачиваемых отпусков, стали решать, кому из них оставить работу, чтобы ухаживать за мной. Я сказал, никому не надо увольняться. Если уж совсем не смогу один, тогда посмотрим…
Ольга, уходя по утрам, усаживала Андрея в кровати и давала ему в руки ноутбук. Мой собеседник понемногу приобретал навыки работы одним пальцем. В обед приезжал кто-то из женщин – Ольга, мама или теща.
– Через пару недель я научился садиться сам, а это уже большая степень свободы, – говорит Андрей. – Жена уходит, а я могу еще немного поспать, потом кое-как сесть, сгрести со стола ноутбук…
Потом я научился пересаживаться на коляску, потом пользоваться компьютерной мышкой, кипятить воду в чайнике, разогревать еду… Сейчас запросто остаюсь один. Единственное, что не получается – открывать входную дверь в тамбур, потому что там высокий порожек, мне на коляске его не преодолеть.
– Если упаду на пол, самостоятельно забраться на диван или коляску тоже пока не могу, – признается Андрей. – Держу в зоне доступа телефон, чтобы звонить Ольке или соседке по тамбуру. У меня всегда открыта входная дверь.
Едва научившись манипулировать мышкой, Андрей вернулся к работе по специальности. Профессионалы его уровня на дороге не валяются: ныне Андрей сотрудник одной из частных компаний.
«Прохожие возвращают веру в человечество»
Впервые в жизни выехать на улицу в инвалидной коляске – это как неожиданно попасть под холодный водопад.
– У нас молодой район, много детей, а они не умеют тихонько спросить у мамы, почему дядя в коляске. Но ничего плохого сказать про людей не могу, даже про милиционеров, которых я до травмы недолюбливал. Поскольку минские бордюры на электроколяске не перепрыгнешь, мне часто приходится ездить по краю проезжей части. Пару раз милиция останавливала, но не для того, чтобы сделать замечание: предлагала свое сопровождение.
Чтобы выйти на улицу, Андрею надо преодолеть целый пролет лестницы. Пандус в свое время сделал сосед сверху, он строитель. Спускать коляску умеет Ольга, несмотря на свою хрупкую конституцию. А вот поднять ее наверх без посторонней помощи не получается.
– Прошу соседей или любого более-менее крепкого мужика, – рассказывает Андрей. – Никто ни разу не отказывал, больше 10 минут у подъезда не стою. Некоторые боятся меня нести, так аккуратно и осторожно это делают, что я подбадриваю: мол, чего переживаете, у меня голова и так прикручена шурупами, уже нечего ломать.
На своей электроколяске Андрей не только ездит по минскому асфальту, но и выбирается по грибы или на рыбалку. С друзьями, конечно, которые помогут добраться до более-менее чистого леса, или подвезут к воде и привяжут к руке удочку.
– Я ведь был заядлый рыбак и грибник, потерять такие возможности было бы настоящей трагедией, – говорит Андрей.
«Я допытывался у жены, не жалеет ли теща о ее выборе»
– Хотя бы раз в месяц у меня собирается компания друзей, и мы устраиваем мальчишник, – продолжает Андрей. – Ольку на это время отправляем к подругам, чтобы ненароком крепкое слово не услышала. Летом вообще каждые выходные то дача, то шашлыки, то мои друзья, то подруги жены.
Андрей считает, причина одиночества всегда в человеке, а не в его диагнозе или окружении. Если с тобой легко, люди тянутся. Хотя лично ему еще и по-крупному повезло с семьей: «никто из моих близких ни разу не дал мне повода усомниться в том, что меня любят, я нужен, и все у меня будет хорошо».
– Понятно, что для матери и отца их сын самый лучший, но родители жены… Я у Ольки все допытывался, не жалеет ли теща о выборе дочери. Понимаю, что мне она никогда ничего такого не скажет, но, может быть, в женских разговорах что-то проскальзывает? Нет, говорит, мама искренне за нас рада.
Андрею порой изливают душу здоровые люди с проблемами в семье: вот у вас с Ольгой столько лет все хорошо, почему у нас не получается? А однокурсник ставит в пример своему сыну-подростку: мол, дяде Андрею не повезло, но он всему сам научился…
«Разберемся с дачей и квартирой – будем заниматься детьми»
– Мировая медицина не знает прецедентов, чтобы люди с моим диагнозом становились на ноги, – трезво оценивает ситуацию Андрей. – В Испании, правда, есть девушка, у которой хорошая динамика, но она уже несколько лет часов по 8 в день отдает физическим упражнениям и реабилитации. Я не могу себе этого позволить: у меня семья, работа, дом.
Дачу надо до ума доводить, чужими руками тяжело что-то делать. Квартиру менять на более просторное жилье. Разберемся с дачей и квартирой – будем заниматься детьми.
Пока молодость позволяет, рассчитываю только на себя. Я даже не знаю, какие льготы положены людям с инвалидностью вроде меня. Вообще плохо переношу больничную атмосферу и разговоры о лекарствах, диагнозах, инвалидности…
У каждого из нас своя жизнь, и каждый вправе прожить ее так, как считает нужным. Второй ведь жизни не будет.
Автор: Ирина Дергач
https://neinvalid.ru/
