Если жизнь бьет — значит, любит. Так ли это? Как знать. Анне она уже с рождения нанесла двойной удар: девочка родилась без ног — и родители бросили ее в роддоме. Этот удар «отрикошетил» долгими годами интернатской жизни. Но и это еще не все: по стечению обстоятельств Аня, а сейчас ей 21 год, утратила статус сироты и соответствующие ему привилегии. Так что же, все это от большой любви жизни? Таким вопросом девушка уже не задается. У нее пока один ответ: видимо, так и должно было быть.
В 12 лет Аня попросила у педагогов детского дома-интерната адрес родителей и написала им письмо. Большое, эмоциональное, и главная строчка в нем: «Очень хочу вас увидеть».
Прошел месяц, два — ответа нет. А однажды приехал отец.
— Почему вы меня бросили? — спросила его девочка.
— Врачи сказали нам, что родился уродливый ребенок. Вряд ли выживет…
Рассказал также, что у Анны есть брат и сестра. Правда, с ними и Аниной мамой он уже не живет: другая семья, и в ней тоже двое детей.
После Аня несколько раз созванивалась с отцом. Потом узнала телефон матери, позвонила ей. Спустя время та приехала в интернат.
— Мне казалось, мы обе будем плакать при встрече, — вспоминает Анна. — Ну как же, ведь родная мама моя, я ее родной ребенок… А она удивленно посмотрела и говорит: «Ты что, выжила? Ты сама справляешься? Я думала, ты лежачая». Сказала, что врачи тогда просто оглушили ее словами: «Ребенок родился без ножек».
Это был первый приезд матери к дочке. И последний.
— Я не обижаюсь, — говорит Аня с неуверенными интонациями. — Я только думаю иногда: для чего мне все это дано? Наверное, отвечать на этот вопрос надо на протяжении всей жизни.
Дочь или не дочь — вот в чем вопрос?
В 18 лет Анна попала в Минский дом-интернат для престарелых и инвалидов. Друзья сделали ей минскую прописку, позволяющую жить в столичном учреждении. Аня, улыбаясь, говорит: «Большой город — большие возможности. Хочу испытать себя, может, что дельное из меня получится».
Правда, оплата за проживание в интернате сейчас почти три миллиона рублей, а пенсия по инвалидности у девушки — немногим больше миллиона. Некоторое время ей снова помогали друзья. Но повесить эту статью расходов на них тоже не выход, а значит, нужно искать другой. Вот тут-то и всплыла обидная правда жизни. Аня обратилась в комитет по труду, занятости и соцзащите Мингорисполкома с просьбой снизить ей оплату, а в ответ:
— На каких основаниях? Официально у вас есть родители, они не лишены родительских прав, оба трудоспособного возраста, имеют работу, а значит, согласно законодательству обязаны возмещать расходы за проживание в интернате.
Закон есть закон. Только вот родители — они лишь на бумаге, и все это время не помогали своему ребенку ни материально, ни морально.
В доме-интернате, где Аня жила до 18 лет, рассказали, что несколько лет назад ее отец отозвал свое заявление об отказе от ребенка. Нужно было подтвердить социальный статус Анны: либо родители предоставляют отказное заявление, заверенное нотариально, либо поднимается вопрос о лишении их родительских прав. На что Анин отец убедительно заверил, что будет заботиться о дочке. Орган опеки и попечительства районного отдела образования запросил характеристику мужчины по месту его работы и, побеседовав с ним, выяснил, что тот намерен заниматься воспитанием и содержанием дочери, также планирует забрать ее в свою семью. Словом, оснований для лишения родительских прав нет.
— Так было это обещанное воспитание и содержание? — спрашиваю Аню.
— Ну… раза три отец приезжал.
В интернате тоже не смогли сказать, что папа проявлял активное участие в жизни дочки.
Родительский долг… на бумаге
Когда, достигнув совершеннолетия, Аня должна была покинуть детский дом, отец забрал ее, только вот пробыла она у него всего неделю.
— Нет, не смогла бы я там жить, — качает головой девушка. — Ну как?! Как жить в доме, в котором чувствуешь себя совершенно чужой? Поэтому и переехала в интернат.
Что же получается? Обещанной заботы отец так и не дал, вопрос о лишении родительских прав повторно поднят не был, и Аня имеет то, что имеет. Ей неведомо внимание мамы и папы, у нее никогда не было элементарного чувства защищенности, которое ребенок получает от родителей и с которым ему в неспокойном мире жить спокойнее, — ничего этого у нее не было и нет. Но есть бумага, согласно которой она — дочь своих родителей.
По сути, вся жизнь Ани — это годы сиротства, но вот гарантий и привилегий, положенных ребенку-сироте, в свое время она не получила.
Эквивалент любви
«Нет правды на земле, но правды нет и выше», — писал Пушкин. А реальная жизнь «пишет», что свою правду надо брать в свои же руки.
— Мы обратились в суд, чтобы взыскать с Аниных родителей выплату алиментов. И вот уже несколько месяцев девушка их получает, — рассказывает директор Минского дома-интерната для престарелых и инвалидов Вера Лейковская. — Но знаете, что удивительно? Аня поначалу категорически отказывалась подавать заявление в суд.
— Я не хотела, чтобы родители считали, что мне от них нужны только деньги, — объясняет Аня. — Да я и сейчас бы не брала их, но чем тогда платить за интернат? Вы знаете, я сильная, но иногда боюсь этой жизни. Ложусь спать и не знаю, что будет завтра.
Кроме того, после обращения в комитет по труду, занятости и соцзащите Ане выделили квартиру в специальном доме для ветеранов, престарелых и инвалидов № 1. Проживание там обойдется в три раза дешевле, правда, в отличие от жизни в нынешнем учреждении, девушка все должна будет делать сама: ездить за продуктами, готовить, стирать.
— Все равно хочу переехать, попробовать самостоятельной жизни, — говорит Аня. — Опять же, здесь, в этом интернате, почти только одни бабушки и дедушки живут, и мне не хватает общения со сверстниками. А если еду в гости к друзьям, вернуться должна к девяти вечера и ни минутой позже, потому что к тому времени отключают лифт. По лестнице мне, сами понимаете, никак.
Непостижимые замыслы природы
Хорошо бы новый этап жизни Анны был более гладким. А планов у нее много. Она из тех людей, глядя на которых, думаешь: не поддаются пониманию замыслы творца-природы. Аню природа лишила возможности ходить, но при этом наделила ее энергией, которая бурлит, кипит и рьяно ищет выхода.
— Я совершенно неусидчивая, как это ни парадоксально звучит, — улыбается девушка.
Обратная сторона неусидчивости — активность и целеустремленность. Постоянно что-то планирует, пробует себя в разных занятиях: флористика, бальные танцы, фехтование. Сейчас ее главная задача — найти работу.
— Считается, если ты в инвалидной коляске, то сиди плети бисером, да еще и спасибо скажи, что при деле. А ведь у инвалидов точно так же, как и у здоровых людей, есть свои предпочтения, какое-то занятие, которое распаляет внутри тебя необъяснимый восторг. Я, например, мечтаю быть организатором разных мероприятий, праздников.
«Пока нас жалеют — нами управляют»
Больше всего Аня не любит, когда на улице на нее смотрят, как будто увидели полтергейст. Или, что еще хуже, — с жалостью.
— Много лет понадобилось, чтобы научиться уважать себя. Сотни раз мысленно повторяла: я абсолютно нормальная, я себя такую люблю, — откровенничает Аня. — Где-то прочитала слова: «До тех пор, пока мы сами стыдимся своей инвалидности, нас будут считать нежизнеспособными. Пока мы воспринимаем нашу инвалидность как трагедию, нас будут жалеть. А пока нас жалеют — нами управляют».
Анна рассуждает, что хорошо бы уже в школах в детское, еще благодатное, сознание закладывали терпимость: мол, вот есть такие люди — некоторые не ходят, некоторые не видят или не слышат, но в остальном они абсолютно такие же, как и все. Только из таких детей может вырасти общество, которое не станет делить всех на «человеков» и «недочеловеков». А призывать уже взрослых людей «Будьте милосердны!» — это как горох об стену.
— К маме иногда тянет, — вдруг признается Аня. — Особенно, просыпаясь ночью, хочется думать о ней. Ночью все чувства оголяются, и если тоска — то резкая.
А днем Анна много улыбается. Не для вида, для себя. Для каждой своей мечты. Самые смелые мечтатели мира, имеющие врожденные физические увечья, своими успехами уже давно доказали: у творца-природы на таких, как они, особые планы. Особые замыслы. Поддаются ли они пониманию? Поддаются. Если научиться понимать этих особых людей.
