«Я точно знаю, что буду ходить. Но не знаю – как». За кого еще надо поболеть во время Олимпиады. Те, кто давно обитает на Sports.ru, узнали об Алене Алехиной летом 2011 года – именно тогда у нас кипел конкурс «Самая красивая спортсменка России». Параллельно с ним на сайте появился материал, после которого в Алену тяжело было не влюбиться: девушек, которые красивы, успешны, в совершенстве говорят на двух иностранных языках, помогают тяжело больным детям и слушают NOFX и Rancid, очень мало даже в нашей щедрой стране.
Увы, но статус одной из самых позитивных русских спортсменок не уберег ее от беды. Весной 2013 года в США Алена принимала участие в коммерческой съемке для одного из своих спонсоров, неудачно упала и травмировала спинной мозг. C тех пор прошло девять месяцев, и все это время Алена не может ходить.
Вернуть себе здоровье она пытается в Колорадо: там она живет вместе с мужем – лидером известной американской панк-группы – и каждый день по несколько часов проводит в восстановительном центре. До сих пор Алена не рассказывала журналистам детали того, что произошло с ней на американских склонах. Интервью Sports.ru – первое в Рунете, где эти детали можно узнать.
Важно: если бы травмы не было, совершенно не факт, что Алена Алехина была бы сейчас в Сочи. Алехина – абсолютно лучший райдер России в дисциплине хаф-пайп и неоднократный победитель Кубка Европы (это второй дивизион Кубка мира, аналог биатлонного Кубка IBU), но совершенно не факт, что этого хватило бы, чтобы попасть в Сочи.
Поэтому то, что вы прочитаете ниже, – это не история о том, как Россия потеряла в Сочи потенциальную медаль.
Это история о человеческой судьбе.
– Расскажите, как это случилось.
– Сезон-2012/13 вообще был плохим. Куда бы мы ни ездили кататься и тренироваться, нам ужасно не везло: то не было парка, то погода не позволяла. И к тому же почти всю зиму и весну я проболела. Выздоравливала и сразу снова заболевала – просто ужас какой-то. Мою поездку в США, где были запланированы съемки для Quiksilver и Roxy, пришлось несколько раз откладывать из-за того, что я три недели пролежала больная. Так и не выздоровела, но все-таки улетела в Лос-Анджелес. В самолете стало как-то резко лучше – в ЛА даже решили, что я всех обманывала и вовсе не болела еще сутки назад. В Калифорнии я акклиматизировалась, каждый день много каталась на скейте и серфе. Но на сноуборде к тому моменту я уже больше месяца не стояла.
Когда мы приехали в горы, физически я все равно чувствовала себя неважно, как-то плохо чувствовала доску. В общем, в тот самый день – второй день в горах на сноуборде после длительной болезни – катание совсем не шло. Но операторы и фотографы очень переживали, что мы за целый день ничего не сняли, и я все равно заставляла себя кататься. К серьезным трюкам из-за своего неважного состояния я была совсем не готова, а работать было надо, я потащила всех сниматься на самую легкую, как мне показалось, фигуру во всем парке – диван. Обычный мягкий диван на горе. Я подумала, что он настолько безопасен и прост, что даже в такой кондиции я что-нибудь на нем смогу сделать. Он казался таким мягким и безобидным…
Но катание и там не шло. В своей первой же попытке на этом диване я упала. Причем так сильно, как за целый сезон ни разу не падала. Решила, что так дело не пойдет и на сегодня катание надо заканчивать. Если я падаю на такой простой фигуре, значит мне нельзя кататься. Развязала ботинки, сняла с себя все обмундирование, пошла загорать и снимать ребят на камеру с дополнительного угла. Фотограф и оператор говорили: «Ребята, come on, что с вами? Это же не начало сезона, а конец – вы же все раскатанные!». Посмотрела какое-то время за тем, как катаются остальные, и подумала: «Что со мной такое? Почему так просто сдаюсь?».
Я оделась заново, завязала ботинки, надела защиту, нашла вдохновляющую песню в плеере. Пешком снова поднялась на еще один трюк. Собиралась сделать трюк ollie FS 180 через диван, то есть повернуться на 180 градусов. Сильно разогналась и когда перепрыгивала диван, задела его носом доски, из-за чего меня стало наклонять вперед. У меня есть видео этого падения – я пересматривала его тысячу раз. Проще всего было подстраховать себя руками и упасть на них. Но я не раз ломала ключицу и, видимо, побоялась, что сломаю ее снова, если упаду на руки. Поэтому подумала, что я ниндзя, и решила сделать кувырок. В итоге я подвернула голову, а ноги докрутиться не успели. Я упала на спину, а ноги и доска меня прижали сверху.
Падение не выглядело ужасным. Все, кто был рядом, сначала говорили: да ладно, ты, наверное, просто «дыхалку» сбила. Но я сразу поняла, что все плохо. Скажу еще раз: это самый простой трюк, который я могла сделать. Если учесть все то экстремальное, что я делала в своей жизни – и в сноуборде, и помимо него – это самая смешная шутка судьбы, которую она могла мне приготовить.
– Что было дальше?
– Меня аккуратно спустили вниз в медпункт курорта. Сразу разрезали на мне всю одежду и даже ботинки, сделали первое обследование и перевезли в больницу побольше в том же городке. Там, поняв, что травмирован спинной мозг и нужна срочная операция, стали обзванивать большие госпитали во всех штатах – выясняли, какой из них может меня принять. Мой бойфренд находился в этот момент в Калифорнии – он настаивал, чтобы меня везли туда. Но там ни один госпиталь не был готов принять меня так срочно. При такой травме операцию необходимо сделать в течение 12 часов, иначе надежд на улучшение будет мало.
Больница нашлась в городе Рино, штат Невада. Туда меня отправили на маленьком медицинском самолете – настолько маленьком, что туда помещалось всего три человека, а до пилота я могла дотянуться рукой. Там, после долгих часов обследований и подготовки, меня наконец-то отвезли на операцию. Через несколько часов в Неваду прилетел мой бойфренд, чуть позже – его сестра и мама. Мои родители прилетели из Москвы уже на следующий день. За них в тот момент я переживала гораздо больше, чем за себя. И очень не хотела, чтобы они слышали диагноз… Моя пятилетняя сестра, войдя ко мне в реанимацию, первым делом сказала: «Я же тебе говорила не залезать на высокую горку. А ты все-таки с высокой скатилась и упала!».
У некоторых ребят из команды, с которой я снималась, вообще не было никакой страховки. А мое лечение только за первое время обошлось в миллион долларов. Все это было покрыто только благодаря страховкам, которых у меня было целых три – от сборной России, сборной Москвы и команды Roxy. То, что у родителей была виза и они смогли вылететь все вместе в тот же день и остаться на целых десять дней, – это тоже удача. К тому же у меня еще и американская семья есть, она была там со мной. Английским я тоже владею свободно.
Так что можно сказать, что в чем-то мне все же повезло. Могло быть и хуже.
Форрест Гамп
– Из чего сейчас состоит ваш обычный день?
– Почти вся моя жизнь вот уже девять месяцев — это терапия. Занимаюсь 6 дней в неделю по 6 часов. Час или два в день занимаюсь в зале с персональным терапевтом, после чего остаюсь в зале и до закрытия работаю на тренажерах сама. Дома все обустроили так, чтобы вечерами я тоже могла заниматься. Два раза в неделю – массаж и иглоукалывание. Растяжка. Бассейн. Расслабление мышц спины ковриком, покрытым иголками. Cпециальные тренажеры-роботы, которые позволяют имитировать ходьбу – для этого меня облепляют электродами, работа которых координируется с движениями мотора. Стимуляция мышц электричеством. Протеиновые коктейли. Какая-то ужасная структурированная вода, по вкусу напоминающая воду из бассейна, – по утрам на голодный желудок. Барокамера несколько раз в неделю. Велотренажер. Гантели. И многое-многое другое. В воскресенье я прихожу в себя и набираюсь сил, но пару часов все равно уделяю терапии.
Лекарств от этой болезни нет. Есть только попытки запустить мышцы, импульсы по спинному мозгу. Зал оборудован самыми современными тренажерами и роботами, но ни один из них не гарантирует успех. Ничего не зависит здесь от тебя, все зависит от нервных тканей – захотят они восстановиться или нет. Сегодня встретила девочку, которая одновременно со мной восстанавливалась после операции. Она изначально выбрала позицию: «Я не буду ничего делать. У меня и так повседневная жизнь стала невыносимо сложной. Я не готова к этой тяжелой терапии». Но девять месяцев спустя у нее нереальный прогресс – уже пальцы на ногах шевелятся. Я выбрала противоположный путь, но результатов намного меньше. Но терапию я все равно не брошу. По крайней мере я буду знать: все, что от меня зависело, я сделала.
– На прошлой неделе вы похвастались, что теперь можете водить машину. Каким образом?
– Я вожу машину уже чуть ли не десять лет, но без американских прав не могла установить на нее ручное управление. Сначала мне нужно было дождаться грин-карту, потом попасть в базу социальной опеки и только после этого я могла приступить к обучению вождению на ручном управлении. Есть ручка газ/тормоз – для левой руки, для правой – ручка на руле вроде джойстика. Считается, что перебирать руль одной рукой опасно – поэтому я обязана рулить, используя эту ручку.
– Вы публиковали фотографию таблеток, входящих в курс вашего лечения – я офигел от того, как их много. Для чего они нужны?
– Повреждение спинного мозга не только не позволяет тебе двигать тем, что ниже травмы, но и нарушают работу многих функций организма. Некоторые из таблеток, которые я пью, помогают всем этим процессам. Также пью большое количество витаминов. Один из самых важных для меня – витамин B-12. Я вегетарианка уже пять лет, но после травмы была готова к тому, что врачи будут рекомендовать есть мясо. В глубине души я уже смирилась: если это будет очень важно для моего восстановления, придется запихнуть в себя «труп». Но все 5 врачей, с которыми я на эту тему общалась, на мясе вовсе не настаивали, но рекомендовали придерживаться сбалансированного питания. Так что теперь я сторонница здорового питания и очень слежу за своей диетой.
Но все же главным из всех моих лекарств остается таблетка от нервной боли. Поврежденные нервы похожи на обрезанные провода и иногда как бы замыкаются, иногда в одной точке, в нервном узле, а иногда по всему телу – ощущение по описанию похоже на ломку у наркоманов. Боль в этой точке можно сравнить с укусом одновременно сотен красных муравьев. Эту боль я испытываю каждые 6 часов. Длится она секунд 20, но достигает такой силы, что хочется орать и лезть на стенку. Так что если я забываю пить эти таблетки, то вместо трех раз в день я чувствую эту боль гораздо чаще.
– Недавно вы примерили какую-то хитрую штуку, которая позволяет вам ходить. Расскажите.
– Да, это специальные фиксаторы для ног. Забавно, что люди запускают в космос корабли, придумывают интернет и многое другое, но эти фиксаторы в 2014 году выглядят так же, как у Форреста Гампа много лет назад. Я специально гуглила – они выглядят точно так же. Это программа редко рекомендуется, потому что она не очень функциональна: передвигаться в них получается очень медленно и очень тяжело, в руках при этом что-то держать или переносить невозможно, так как в руках костыли. Так что это не столько средство передвижения, сколько терапия — я делаю реальные шаги, используя мышцы бедер.
Просто когда меня спрашивали, какая цель у меня в моей реабилитации, я всегда отвечала: быть вертикальной. Неважно – как я при этом выгляжу и насколько это сложно. Важно, что вертикальной. Это устройство фиксирует ноги от пяток до бедра. Работают они только с использованием костылей, фиксирующих руки до локтя, поэтому основная работа – на руки. По сути это то же самое, что ходьба на ходулях. Ходишь, но не чувствуешь, куда ставить ногу – как будто в темноте. Риск падения очень велик, поэтому пока я побаиваюсь ходить на них без сопровождения. Но все равно: я иду, передвигаюсь сама. Главное – что сама и вертикально.
Сгущенка
– Райан Ки, солист группы Yellowcard, сделал вам предложение чуть ли не через несколько дней после вашей травмы.
– Нет, предложение он мне сделал на прошлое Рождество – в декабре 2012 года. С тех пор мы были помолвлены, но свадьбу так скоро не планировали: и спешки не хотелось, и графики были очень плотные, да и Олимпиада где-то маячила.
А тут… Когда все случилось, я сразу поняла, насколько все серьезно и как это изменит жизнь. Мою жизнь – понятно; это был мой выбор, это произошло со мной, но мне не хотелось, чтобы и он через это проходил. А еще больше мне не хотелось чувствовать по отношению к себе жалость.
Когда я ему позвонила из больницы, сказала, что не хочу, чтобы он приезжал. Но он упорный товарищ. Так получилось, что обе наши семьи, наши самые любимые люди, оказались в США в это время. Райан уговорил меня выйти за него замуж на пятый день после операции. Сейчас он шутит: «Я воспользовался моментом, пока ты была под морфием. Тогда с тобой легко было договориться».
Организм, правда, был сильно истощен на тот момент. Я упала в обморок за пару минут до церемонии и еще раз – вскоре после ее окончания. Но свадьба скрасила нам те очень печальные дни, конечно.
– До травмы вы привозили Райана в Россию. Какой он ее нашел?
– Он бывал тут и до меня: у Yellowcard было несколько концертов в России до этого. Я привезла его как раз на новый 2013 год, после предложения. В Москве было красиво и очень снежно. Папа и друзья семьи парили его в бане – по-настоящему, с вениками, с купанием в снегу. Надевали валенки, поили чаем из самовара. Он обожает русские блины, которые делает моя мама. Со сгущенкой – он тогда как раз ее впервые попробовал.
– Самый незабываемый концерт Yellowcard, на котором вы были?
– Тот, на котором познакомились – в Мадриде. Я каталась тогда в Швейцарии и мне нужен был перерыв на один день, но никак не получалось его устроить – снега было так много, что я не могла остановиться. Решила: чтобы остановиться, надо куда-нибудь улететь. Улетела к своей подруге, которая в тот момент училась в Мадриде – буквально на один вечер. В тот же самый вечер там выступал Yellowcard – я их слушала лет с тринадцати.
Вокалист увидел меня со сцены: я танцевала на барной стойке. У него в этот день был день рождения и ему меня в качестве подарка по этому случаю показал другой музыкант группы в проигрыше одной из песен. Учитывая, что все концерты записываются на сотни мобильных, где-то даже есть видео, как он впервые сказал мне «Привет» со сцены. Абсолютно независимо от этого, не зная, что Райан меня уже заметил, менеджер группы почему-то решил, что я воплощение идеала Райана, и после концерта нашел нас в толпе: «Вы отсюда? Знаете, куда здесь можно пойти поужинать? У нас у вокалиста сегодня день рождения, хотим отпраздновать. Давайте с нами?». Перед тем как привести нас в их туровый автобус, в котором они отдыхали после концерта, менеджер предупредил вокалиста: «Райан, сейчас я приведу твою будущую жену». Так что тот день рождения для нас обоих стал особенным.
«Но я же теперь не могу…»
– Как часто вас посещает отчаяние?
– Каждый второй день. Причем прям отчаяние, да. Просто длится оно недолго. Нет другого выхода: я убираю отчаяние в коробочку, прячу внутрь себя и продолжаю бороться. Оно, конечно, потом снова из коробочки вываливается на следующий день – но длится снова недолго.
– Есть ли у вас есть motivation song? Песня, которую вы сейчас включаете, когда вам особенно тяжело?
– Во мне много злости на произошедшее, если быть откровенной. Но в терапии она как ни странно очень помогает. Весь негатив пытаюсь преобразовывать в физическую энергию. Так что помогает панк-рок. Такие группы, как Rise Against, The Distillers, Anti-Flag, Rancid. Они мне просто прибавляют энергии для того, чтобы злиться, сжимать зубы и бороться дальше. Конкретной песни нет. Ну или вот эта в последнее время – Rise Against «Whereabouts unknown». Ну а когда скучаю по любимому, если он не рядом, то слушаю Yellowcard, конечно. Очень удобно, надо сказать. Вот у них у меня есть любимая песня – «Lights and sounds».
– Вы лечитесь в США, потому что в России это делать невозможно?
– Может, какие-то центры восстановления и есть, но нормально жить точно невозможно, да. В США я самостоятельный человек, а с тех пор, как могу водить машину, – абсолютно самостоятельный. Я всегда была в шоке, когда видела, сколько в Америке инвалидов. Когда ты приезжаешь сюда, у тебя полное ощущение, что здесь их гораздо больше, чем в России. Но это не так – просто в России у таких людей нет возможности свободно передвигаться по городу, так что они вынуждены сидеть дома и не показываться. Это очень печально. Я очень сильно скучаю по дому в Москве.
Совпадение: за неделю до того как я получила травму, в подъезде моего дома в Москве установили пандус. Да, он есть – но «для галочки». Потому что без помощи еще одного человека по нему невозможно ни спуститься, ни подняться.
– Продолжаете ли вы смотреть сноуборд?
– Смотрю, да. Сноубординг – все же огромная часть моей жизни – не могу так сразу вырезать ее из сердца. Я от нее, наверное, когда-нибудь избавлюсь, но не сейчас. Когда смотрю, особенно впечатляют падения. Смотрю на них и понимаю, насколько более опасные падения случаются у других райдеров – более опасные, чем то, что случилось у меня. Только они встают и едут дальше, а у меня все иначе получилось.
– На этой неделе стартует Олимпиада в Сочи. Если бы не травма, вы были бы сейчас там?
– Незадолго до травмы я заключила несколько рекламных контрактов – очень хороших, таких, которых у меня никогда до этого не было. Они были связаны с моим потенциальным участием в Олимпиаде. Они дали бы мне возможность нанять личного тренера, уехать на все лето и осень тренироваться и попробовать отобраться на Олимпиаду. Я не мечтала об Олимпиаде в Сочи, я даже думала, что отобраться туда нереально – но знающие люди посчитали квоты и очки и сказали, что конкретно для этого нужно сделать. Я поясню: для российского спортсмена отобраться в хаф-пайп или слоупстайл – это уже удача. У нас еще недавно вообще не развивали хаф-пайп – от США, Канады, Европы мы отстаем на несколько лет.
– После того что с вами случилось, многие сочтут сноуборд неоправданно опасным занятием. Что вы им ответите?
– По статистике, большинство таких травм, которую получила я, – следствие автокатастроф. Ездить на машине каждый день – это большой риск, но мы же не можем этого избежать? По этой же статистике спортивная травма является причиной этой травмы лишь в 9 процентах случаев. Из них у профессиональных спортсменов – ноль целых сколько-то там десятых.
А как случаются травмы… У меня здесь в госпитале появился очень хороший друг. Ему около 60, на горных лыжах он катался полвека – с 10 лет. Упал при заезде на подъемник, сломал шею – сейчас парализован. Ведь это даже не лыжи виноваты. Просто несчастный случай…
Мою травму я не считаю сноубордической. Я столько раз падала гораздо опаснее. И видела, как это делали другие. Я упала на одной из самых легких фигур на очень легком трюке. Точно так же я могла бы упасть с лестницы. Сноуборд я в этом не виню. Виню случай.
– Самая неожиданная помощь, которая пришла к вам после вашей травмы?
– Я не ожидала, что так много будут помогать спонсоры. Считается, что спортсмен для бренда – это материал. А отработанный материал никому не нужен. Так что я была готова к тому, что так будет и со мной. Но Roxy до сих пор мне много помогает: от разных мелочей до собственно реабилитации в США, которую я могу себе позволить именно благодаря тем средствам, которые получила от американского Roxy.
Семья и близкие друзья, конечно, оказали просто невероятную поддержку. Но это не стало неожиданностью — я всегда знала, какие они у меня невероятные…
Были и неприятные моменты. Мой тренер, которого до этого я всегда считала своим другом, забыл включить меня в список спортсменов, которые должны получать зарплату в школе, которой я принесла так много результатов за все эти годы. Хотя попадают в этот список за заслуги прошлого сезона, а в 2013 году я стала чемпионкой России в обеих дисциплинах фристайла и выиграла Кубок Европы. Он просто забыл. И пары месяцев не прошло, а он про меня уже забыл. Вот для кого я действительно оказалась отработанным материалом.
– Какие вам снятся сны?
– Это странно, но в первые полгода постоянно снилось, что у меня выпадают зубы. Потом узнала, что так часто бывает, когда в жизни случается какая-то невосполнимая утрата. Я не верю, что сны что-то значат, но очевидно, что твои психологические переживания в снах отражаются. Потеряла я действительно очень многое.
Сноубординг снится постоянно. Во сне я всегда на ногах, хожу. Но при этом когда приглашают на соревнования или принять участие в съемке, я отвечаю: «Но я же теперь не могу…». Такой сон тоже снится очень часто.
Я точно знаю, что я буду ходить. Но не знаю – как. Странное ощущение: уверенность в этом есть, но как я к этому приду, пока не очень понимаю, потому что пока все дается крайне тяжело. Прогресса почти нет, хотя вся моя жизнь — это сплошная терапия. Вот сейчас, пока я разговариваю с вами, я занимаюсь на тренажере весь этот час. Когда работаю – делаю переводы или преподаю английский ученикам по скайпу – тоже лечусь. Облепляю себя электростимуляторами и работаю.
– О, вы преподаете?
– Да. Каждый день мне рекомендовано стоять хотя бы пару часов, используя специальный тренажер. Лучше всего задействовать в этом и электростимуляцию, то есть пытаться зажечь какие-то мышцы, которые используются, когда стоишь. Стоять мне довольно тяжело: очень неудобно и спина сильно болит – даже если читаешь интересную книгу или смотришь интересный фильм, уже через полчаса становится просто невыносимо.
Когда преподаешь, все по-другому. У меня иногда бывает по три урока подряд, а я даже не замечаю, как пролетает время. Ученики – из России. Уроки по скайпу – это очень удобно. Им не нужно никуда ехать, можно даже не вылезать из любимой пижамы. Города – самые разные. Одна девочка из Сахалина – рассчитать время с Денвером очень тяжело; мы раза три пропускали уроки, потому что путали, у кого который час.
– Ну и финальный вопрос. Что отвечают вам врачи, когда вы их спрашиваете: «Смогу ли я когда-нибудь снова ходить?»
– Я от многих, с кем вместе восстанавливаюсь, слышала: «Мне сказали, что я больше никогда не смогу ходить…». Мне бы, наверное, сказали бы то же самое, если бы я спросила. Но я не спрашивала. Я знаю, каковы мои шансы. Я знаю, что они очень небольшие. Но слышать эту фразу очень не хочу. И признавать это я не собираюсь. Потому что если признаю – ничего не получится.
А я очень хочу, чтобы получилось.
Фото: https://instagram.com/alyona_elena_alekhina_key#
https://www.sports.ru/
