Гомельчанин Женя Шабловский был обречен: в 26 лет ему поставили диагноз «меланома». Две операции и 14 курсов химиотерапии не дали результатов – опухоль на шее достигла огромных размеров, и спустя четыре года, в свои 30, Женя уже прощался с жизнью. Беспокоило только одно: как маленькая дочка воспримет его уход. Выйти из этого пике удалось чудом. Когда счет жизни пошел на дни, Шабловский использовал последний шанс – улетел в Германию, где стал участником испытаний нового швейцарского препарата от рака кожи. Он был единственным белорусом, включенным в этот эксперимент. Удивительную историю борьбы за жизнь рассказала журналист Наталья Пригодич, которая отслеживает судьбу Жени на протяжении нескольких лет.
«Излечение невозможно ни в одной клинике мира»
Мне неоднократно приходилось общаться с людьми, родственники которых безнадежно больны. О Жене я узнала от его мамы. Было это в марте 2012 года. Тогда Любовь Ивановна обивала пороги редакций и предприятий, чтобы собрать деньги на обследование сына в немецкой клинике. На тот момент Женя уже пять лет жил с диагнозом «меланома» и настолько ослаб, что практически не вставал с постели – просто ждал своего часа.
Помню, как во время нашего знакомства Любовь Ивановна изо всех сил пыталась держаться, но постоянно срывалась на рыдания. Сын угасал на глазах, при этом никакой поддержки у нее не было – нервы уже не выдерживали. К тому времени Женя, узнав о страшном диагнозе, развелся с женой, из-за болезни его уволили с работы, со временем перестали приходить и друзья.
Наш первый разговор с мамой Жени продолжался долго. От нее я узнала, что парень до 26 лет на здоровье не жаловался, он даже в ВДВ отслужил. «Кто бы мог подумать, что маленькая черная родинка, которая появилась у сына на шее, так перевернет нашу жизнь», — плакала она.
Родинка поначалу болела, потом стала расти. И в 2007 году Жене сделали первую операцию. Он всячески успокаивал маму, говорил, что все уже позади. Когда швы затянулись, даже ремонт в ванной сделал своими руками. В 2010-м Женя прошел серьезную медкомиссию, устроился водителем в МЧС – все было в порядке. Но через год началась черная полоса: обследование показало, что метастазы пошли в легкие.
В Беларуси прогнозы онкологов были неутешительными. В домашнем архиве Шабловских до сих пор хранится ответ из РНПЦ онкологии и медицинской радиологии имени Александрова. В нем сообщается, что излечение Жени невозможно ни в одной клинике мира. «Приносим свои извинения за несовершенство современного уровня медицины…”. Любовь Ивановна ездила с сыном и в Москву, где Женя прошел обследование в научно-исследовательском онкологическом институте имени Герцена, но и там сказали, что опухоль неоперабельна.
На следующий день после знакомства с Любовью Ивановной я позвонила Жене. Так мы и познакомились. Он рассказал мне, что когда белорусские и российские онкологи расписались в собственном бессилии, стал искать в интернете зарубежную клинику, где лечили больных с меланомой. Нашел такую в Германии. И очень обрадовался, получив ответ с приглашением приехать на обследование. Тогда Женя еще не знал, что его там ждет. Просто они с мамой схватилась за этот последний шанс, как утопающие за соломинку.
В Гомеле лечащий врач уверял, что лететь в Германию нет смысла: «Пациент настолько слаб, что может не выдержать перелет». Но Женя и мама решили рискнуть. Мне буквально врезалось в память признание Жени, которое он сделал перед самым первым вылетом в Мюнхен: «Знаете, какая у меня мечта? Прийти к своему лечащему врачу и сказать: «Вы не верили, а я выжил…».
Оставалось собрать около пяти тысяч евро. Для женщины, работающей на заводе, эта сумма казалась космической. Но каждый день, просыпаясь, Любовь Ивановна шла просить. И как только деньги были собраны, сразу же провела сына до Борисполя.
– Я жутко волновалась. Жене было так плохо, что он даже не мог сидеть в аэропорту, лежал до самого вылета, – рассказывала она. – Вы не представляете, какую огромную радость я испытала, когда сын позвонил из Мюнхена и сказал счастливым голосом: «Мама, мне здесь сказали, что даже большие опухоли излечивают!»
«Знаете, какая у меня мечта? Прийти к своему лечащему врачу и сказать: «Вы не верили, а я выжил…»
В Германии у Жени начался новый период. Он принял участие в эксперименте на выживание. И это не фигура речи: в клинике дерматологии и аллергологии безнадежно больному белорусу рассказали о том, что разработан новый препарат от рака кожи, клинические исследования которого только начинаются. Женя очень хотел войти в группу онкопациентов, согласившихся принимать этот препарат еще до его сертификации в странах Евросоюза. Это был риск, ведь не было известно, как новое лекарство подействует на его организм, но Жене терять было нечего. Проблема была в другом – к участию в эксперименте допускались только граждане стран Евросоюза.
Полный курс лечения Zelboraf – так называется этот препарат –составлял 48 тысяч евро. Понадобилось бы еще немало времени на то, чтобы дождаться, пока он будет сертифицирован и поступит в продажу, да и такие деньги за пару дней не соберешь. А у Жени времени не было. Совсем.
Немецкий онколог Таня Майер пыталась включить белоруса, который был на волосок от смерти, в группу онкопациентов, принимавшую участие в клинических испытаниях швейцарского препарата, что позволило бы получать таблетки бесплатно. Но из этого ничего не вышло. Тогда Майер связалась со швейцарской компанией, производящей Zelboraf, и объяснила им ситуацию. Буквально через несколько дней в немецкой аптеке Жене бесплатно выдали четыре упаковки таблеток, рассчитанные на месяц лечения.
Вот так Шабловский и стал единственным гражданином Беларуси, который начал принимать новый препарат от рака кожи еще до его сертификации в странах Евросоюза. Позже Женя уже покупал эти таблетки самостоятельно. А когда спонсорские деньги закончились, Любовь Ивановна, мама Жени, взяла кредит в банке и занимала у друзей, чтобы не прерывать лечения.
После лечения в немецкой клинике огромная опухоль исчезла без хирургического вмешательства.
Это кажется невероятным, но уже через три недели после начала приема таблеток Женя почувствовал улучшение и полностью отказался от синтетического наркотика, который ему прописали для обезболивания в гомельском онкодиспансере. Немецкие врачи были поражены положительной динамикой: опухоль уменьшалась на глазах без хирургического вмешательства.
«Женя почувствовал улучшение и полностью отказался от синтетического наркотика, который ему прописали для обезболивания в гомельском онкодиспансере»
Вернувшись из Германии, Женя обратился в Минздрав Беларуси с просьбой выделить ему средства на приобретение Zelboraf, который уже к тому времени успешно прошел испытания и начал использоваться в США и странах Евросоюза. Но в Беларуси препарат еще не был сертифицирован. Пришлось ждать.
Всего Женя летал в Германию пять раз. Потом продолжил курс лечения уже под наблюдением белорусских онкологов. Опухоль продолжала уменьшаться. Эксперимент завершился удачно – на шее у Жени остался лишь небольшой лимфоузел, похожий на шрам.
«В онкодиспансере говорят, что мой случай уникальный»
Последний раз я виделась с Женей, когда опухоль у него практически исчезла. Было это года три назад. Тогда мы ездили с ним к его дочке в детский сад. Помню, как малышка, увидев папу, бросилась к нему, обняла и долго не отпускала. И глаза Жени помню – счастливые-счастливые.
Не вызывало сомнений, что парень возвращается к жизни. В общем, не стала его больше беспокоить: Женя по природе своей интроверт.
На днях, пересматривая свой рабочий архив, я наткнулась на серию статей, которые писала о Жене. Вдруг так захотелось позвонить ему! Несколько раз я пыталась набрать его номер и каждый раз сбрасывала: с момента нашей последней встречи прошло немало времени. Все мы знаем, насколько коварна эта болезнь… Наконец, взяла себя в руки и дождалась длинного гудка. Как только услышала бодрый, наполненный жизненными красками голос, совсем не похожий на тот, который сохранился в моей памяти, рассмеялась от счастья: «Женя, как я рада тебя слышать!». Сразу же напросилась в гости.
Первое, что бросилось мне в глаза при встрече с Женей, его посвежевшее улыбающееся лицо. За то время, что мы не виделись, в лучшую сторону изменился не только его голос, но и внешность.
– Неловко говорить об этом, но каждое утро у меня начинается с чашки кофе и сигареты, – извиняется Женя, берет пачку сигарет и выходит на балкон.
Он прикуривает, делает первую затяжку и после непродолжительной паузы произносит:
– Врачи говорят, что у меня наблюдается положительная динамика, но прогнозов пока не делают. Думаю, они просто не в курсе, потому что мой случай – нетипичный. Первую группу инвалидности, которую дают при самых сложных нарушениях здоровья, мне уже заменили на вторую. Сейчас я не принимаю никаких препаратов, только раз в три месяца прохожу обследование в гомельском онкодиспансере.
–Ты смотрел фильм «Выживший»? – спрашиваю, потому что после просмотра хотелось обсудить его именно с Женей.
– Да, видел. Режиссура понравилась и операторская работа. Достойный фильм, классный сюжет.
– А у тебя не возникало мысли, что ты пережил такую же ситуацию, как этот траппер? Также был обречен на смерть, прошел через невероятные испытания и, образно говоря, выбрался с того света. Думаю, белорусские онкологи были удивлены твоему появлению не меньше, чем удивились в поселении, когда туда явился герой Ди Каприо.
– Ну да, есть такое. Когда я впервые летел в Германию, у меня уже была 4-я, последняя, стадия рака и 1-я группа инвалидности, опухоль большая, неоперабельная, метастазы пошли в легкие, вросли в сонную артерию… Короче, не жилец я был. Меня ведь в начале 2012 года выписали из больницы умирать. И, конечно, когда позже я появился в онкодиспансере без опухоли, этого никто не ожидал, – улыбается Женя. – Да, врачи действительно отговаривали меня лететь в Мюнхен. Я тогда уже мысленно прощался с близкими. Не было злости, сожаления, каких-то других чувств – просто был готов к тому, что скоро уйду. Насовсем. Лежал и думал, что в один из дней просто не проснусь. Я даже с любимой дочкой перестал видеться. Не хотел, чтобы трагедия произошла у нее на глазах. Танюше было всего четыре года…
«Я уже мысленно прощался с близкими. Не было злости, сожаления, каких-то других чувств – просто был готов к тому, что скоро уйду. Насовсем…
– Да, я помню. Ты говорил, что стоишь у черты: сонная артерия могла порваться в любой момент, а смерть в таких случаях наступает мгновенно… Скажи, как ты решился лететь в другую страну в таком состоянии, мог ведь погибнуть при перелете.
– Не знаю. Будто второе дыхание открылось. Как только получил ответ из Мюнхена, что шанс есть – просто начал действовать. Сам не понимаю, откуда силы взялись. Если бы не попал тогда в Германию, то разговора нашего сейчас не было бы. В первый месяц лечения я уже почувствовал, что назначенный там препарат мне помогает. А через полтора года не сомневался, что иду на поправку.
– Интересно, какой была реакция твоего лечащего врача в Гомеле, когда он увидел, что огромной опухоли больше нет?
– Есть врачи по призванию, которые живут своей профессией, а есть врачи, для которых это обычная работа, как выточить гайку или трубы проложить. Отработали положенные часы, выбросили все ненужное из головы и домой, – деликатно уходит Женя от прямого ответа. – Да и нет у меня в Гомеле какого-то одного врача, который вел бы меня на протяжении этих лет. Они периодически меняются: три недели один работает, три – другой. Конечно, в диспансере меня уже все знают, говорят, что мой случай – уникальный. Когда у них бывают интерны, рассказывают про такого необычного пациента, в пример меня ставят. Я не хочу никого винить, ведь московские профессора тоже меня смотрели и вынесли тот же вердикт, что и гомельские онкологи. В Москве мне сказали: «Вы извините, конечно, но даже если голову отрезать, все равно опухоль будет расти».
«Я не хочу никого винить, ведь московские профессора вынесли тот же вердикт, что и гомельские онкологи. Они сказали мне: «Вы извините, но даже если голову отрезать, все равно опухоль будет расти»»
По мнению Жени, Беларусь заметно отстает от стран западной Европы по лечению меланомы:
– Препарат, который мне помог, уже сертифицирован в нашей стране, но, насколько мне известно, сейчас Минздрав не закупает его, ссылаясь на отсутствие финансов. А в Германии он за это время подешевел почти в два раза. Я читал, что за рубежом уже и другие лекарства от меланомы разработали, технологии не стоят на месте.
О пенсии по инвалидности, ежегодном пособии и отчетах соцработников
Женя предлагает попить кофе, и мы идем на кухню. Зная, что вторая группа инвалидности – нерабочая, спрашиваю у него, на какие средства он живет.
– Получаю пенсию по инвалидности – 2, 2 миллиона, из этой суммы выплачиваю алименты. Итого остается 1,8. Мне повезло, что я живу с мамой, иначе пришлось бы питаться подножным кормом, – отвечает он. – За все время, сколько я пробыл на первой группе, соцработник позвонила мне только один раз. Ежегодно я пишу заявление в управление соцзащиты о выделении материальной помощи. И раз в год государство выделяет мне 700 тысяч.
Женя говорит, что раньше получал материальную помощь без всяких вопросов. В этом году все было иначе:
– Звонит мне соцработник и спрашивает: «Зачем вам помощь? На что собираетесь потратить эти деньги?». Я оторопел сначала, потом сказал ей, что иммунитет у меня слабый, простываю часто и болею подолгу – много денег уходит на лекарства, а они сейчас дорогие. Она тут же засыпала меня другими вопросами: «Можете перечислить, какие конкретно лекарства вы покупаете? А мама ваша сколько получает? Где ваш брат работает? Сколько у вас уходит на коммуналку в месяц?» Бред какой-то: при чем тут мой брат, мама, мне ведь уже 34 года! «Нам же отчитываться надо, — сказала мне соцработник. — Вот опрос и проводим».
«Живу и радуюсь тому, что у меня есть сегодня»
После пережитого отношение к жизни у Жени изменилось. Говорит, стал ценить свое время и под другим углом смотреть на происходящее.
– Скоро мне стукнет 35. Диагноз мне поставили 9 лет назад. Недавно я задумался, что с учетом средней продолжительности жизни в Беларуси, полжизни уже позади, – рассуждает он. – Когда мне было 17, я смотрел в будущее и думал: до сорока лет еще ох как далеко. Теперь, оглядываясь назад, понимаю, как быстро летит время. Не хочется растрачивать его на что-то пустое, ненужное…
– Кстати, о ненужном. Ты не пытался бросить курить? — спрашиваю.
– Пытался. И не раз. Но пока из этого ничего не вышло, – признается Женя. – Последний раз делал это, когда мне в Минске усиленно капали химию. Недели две ни одной сигареты в руки не взял. Вернулся в Гомель, иду по улице и вдруг какое-то непонятное раздражение. Причем на ровном месте. Посмотрел на прохожего и почувствовал ненависть к нему, хотя тот не давал мне повода – возможно, он человек хороший. Я плюнул на все, купил пачку сигарет, закурил… Понимаю, что это зависимость: курить я начал лет с семнадцати. Уже и книжки разные читал, как избавиться от этой дурной привычки, не помогло…
«Раньше я жил, не задумываясь, а сейчас хочется, чтобы после меня что-то осталось. Появилось желание помогать людям, я от этого удовольствие получаю»
Мы говорим на разные темы и я вдруг ловлю себя на мысли, что в отличие от своих сверстников, Женя не строит планов на будущее. Он даже мечтать не хочет на эту тему. Спрашиваю, с чем это связано.
– Как-то у меня зашел спор с другом. Он говорит, мол, у тебя нет ничего, потому что ты этого не хочешь. Я с ним не согласен, – рассуждает Женя. – Если бы у меня было здоровье, я работал бы на стройке, как раньше, или водителем. Вот тогда и планировал бы, допустим, строительство загородного дома или покупку хорошего автомобиля. А так зачем мне засорять эфир несбыточными мечтами? У всех разные стартовые возможности и жизненные обстоятельства.
И все же, как выяснилось, мечта есть. Позже Женя признался: ему хотелось бы еще раз слетать в Германию, чтобы обследоваться у немецкого доктора Тани Майер, которая подошла к его лечению не только как профессионал, но и чисто по-человечески. Говорит, она вернула его к жизни и до сих пор интересуется, как он себя чувствует.
Еще Женя хотел бы, чтобы после него что-то осталось.
– До болезни я жил, не задумываясь: работа–дом –работа и все. А теперь появилось желание помогать людям, я от этого удовольствие получаю. Когда делаешь что-то для других, происходит обмен энергией, и это очень приятно. Допустим, я разбираюсь в автомобилях, и когда кто-то из знакомых просит устранить поломку, соглашаюсь с радостью. Или звонят люди с таким же диагнозом как у меня. Рассказывают, что потеряли надежду и не видят смысла бороться за жизнь. Стараюсь поддержать их советом, говорю, что у меня ситуация совсем безнадежная была, но выжил же. Конечно, я не супермен, чтобы помогать всем – делаю это в меру своих возможностей, – улыбается он.
– Чего не люблю, так это суеты, – подытоживает Женя. – Мне не нравится бывать там, где большие скопления народа, знакомств новых не люблю. Общаюсь с друзьями. Дочка приходит по выходным. Стараюсь больше бывать на природе. Рыбалку люблю, бывает, выезжаем с другом за 150 километров от Гомеля на несколько дней порыбачить фидером. Я очень благодарен своей маме, она ради меня готова на все. В общем, живу и радуюсь тому, что есть у меня сегодня.
…Когда я возвращалась домой, поймала себя на мысли, что в наших силах помочь парню осуществить его мечту – обследоваться в немецкой клинике, где он 4 года назад начал принимать швейцарский препарат под наблюдением Тани Майер, которую считает своей спасительницей. Жене важно знать, все ли с ним в порядке. С учетом перелета это составитоколо 5 тысяч евро.
Узнать благотворительные счета на имя Евгения Николаевича Шабловского и помочь, можно связавшись с Евгением электронной почте: evgenitut@mail.ru
https://www.imenamag.by/
