Иван Бакаидов живет в Санкт-Петербурге. У молодого человека детский церебральный паралич. Иван перемещается на коляске и практически не разговаривает — его речь понимают только близкие люди. Несмотря на это, молодой человек ведет яркую жизнь: он программист, катается на специальном велосипеде, пьет на кухне коньяк, занимается спортом и встречается с девушкой. Вместе с командой Иван создал три программы, которые помогают общаться людям с ограниченными возможностями. В интервью The Village Бакаидов рассказывает о том, как выступить в ООН, если не умеешь разговаривать, какая песня Скриптонита у него любимая и почему Сбербанк — это зло.
Про заболевание
У меня гиперкинетическая форма церебрального паралича средней степени. Это означает, что мой мозг посылает в мышцы непроизвольные сигналы, отчего они сокращаются и я не могу координировать свои движения. Бессознательные сокращения происходят все время, буквально каждую секунду, но есть способы их уменьшить. Например, класть ногу на ногу, когда сидишь, потому что так образуется более-менее жесткая конструкция, и ноги меньше скачут. Если мне нужно взять какой-то предмет, я беру одной рукой вторую.
Упорные, но не фанатичные занятия в Институте раннего вмешательства постепенно поставили меня на ноги и посадили на трехколесный велосипед. Со временем я научился говорить многие звуки. Но все это не было главной целью жизни, мне не говорили: «Нам надо пойти, а если мы не пойдем, то все, ***** [конец] этому миру». Сейчас я спокойно перемещаюсь пешком — километр прохожу за 30–40 минут. Также могу заварить себе чай, сварить макароны. С речью все по-прежнему сложно — меня понимают только близкие люди.
Я продолжаю развивать свое тело. Спорт позволяет в игровой форме проходить силовую подготовку, выполнять упражнения на координацию и психологию. Я занимаюсь бочча — игрой, похожей на петанк. Обычные упражнения для людей с ЦП — это тупое перетаскивание железяки с места на место или перекладывание гороха из тарелки в тарелку. Это очень скучно и никак тебя не развивает — чтобы регулярно заниматься таким, надо быть человеком воли.
Тем не менее у меня есть проблемы с психикой, и раз в три недели случаются истерики. Я бегаю по квартире, ору матом и плачу. Иногда по поводу, иногда без. Наверное, это происходит из-за воспитания и недостатка общения, а может быть, это из-за какой-то дэцэпэшной неврологии. Когда я истерю, меня все слушают, а обычно — нет, потому что это тяжело. Порой после работы мама засыпает при разговоре со мной.
Хотя, наверное, это обычная подростковая херня. Раньше я думал: «Я говно, жизнь дерьмо, девки не дают, всем мешаю. Идите на ***». Когда я с этими мыслями пришел к школьному психологу, он посмотрел на меня и сказал: «И ты туда же?» Думаю, такие мысли возникают у всех детей, с особенностями и без.
Кто знает, что со мной было бы, если бы у меня не было паралича. ******* [упал] с каким-нибудь парашютом или докопалась бы до меня гопота. Я думаю, что в здоровом теле я бы прожил меньше, чем в больном. Сейчас заболевание не прогрессирует, а я все время учусь и привыкаю к своему телу. Угрозы для жизни нет.
Про речь
У меня нет привычки разговаривать, потому что я только мычу, но если я общаюсь с людьми вживую или выступаю, то мои мысли озвучивает автоматический голос Apple по имени Юрий. Я пользуюсь им довольно часто. В ранних версиях программы был только женский голос, но девушка, с которой я тогда встречался, настояла на его замене. Кстати, Юрий забавно говорит название моей любимой группы: «Лёд зеппелин».
Мою речь понимает только мама — когда мы ездим куда-то вместе с ней, она говорит за меня, но я стараюсь этого избегать. Хотя мне это нравится, потому что так проще и быстрее. Не думаю, что когда-нибудь смогу полноценно говорить — скорее у окружающих людей появится привычка разбирать мою речь.
Сейчас я печатаю на обычной клавиатуре макбука. Только что затестил свои скиллы — 100 символов в минуту. Я печатаю всю сознательную жизнь и делаю это вслепую, поэтому у меня даже нет русских букв на канадском маке.
Инвалиду, чтобы социализироваться в России, нужны мозги и яйца. Впрочем, как и любому человеку
Про программы
В моей семье всегда был компьютер. Без него моя жизнь была бы ****** [плохой]. Из-за того, что мои глазные мышцы, как и все остальные мышцы, все время двигаются, они не затекают, и я могу проводить за компьютером много времени. Мой брат раньше завидовал мне, потому что у него капилляры лопаются.
Мой отец — гидроинженер, я люблю математику и в детстве много играл в электроконструктор, поэтому неудивительно, что в подростковом возрасте я увлекся программированием. Я такой человек, который на предложение расчесать лошадке гриву спрашивает: «Где тут кнопка „старт“?» Дома я прочитал все инструкции от всех бытовых приборов, и мне было совершенно ** *** [не важно], на русском они языке, на английском или на немецком.
Я гикнутый на всю голову, мне и не нужно быть здоровым. В школе вместо тетради я писал в ворде, после уроков играл в игры или просто копался в «Винде». А позже я нашел программу «ЛогоМиры» — это такая штука для обучения детей алгоритмическому мышлению через программирование черепашки, которая выполняет простые команды. Игра включена в учебник по информатике девятого класса, который я читал, учась в четвертом.
Все это привело к тому, что я создал три программы, с помощью которых люди с отклонениями в развитии могут общаться. Первая — DisType создана для людей, которые могут печатать. Они набирают текст на клавиатуре и нажимают «Сказать». В программе есть функция сохранения частых фраз с сортировкой их по категориям. Другое приложение DisTalk помогает людям, которые не пишут. Они выбирают подходящую картинку, а программа озвучивает подпись под ней. Самая первая программа DisQwerty вышла в 2014 году. Она создана для людей, которые плохо контролируют свое тело и могут нажимать только одну кнопку. Щекой. Такие люди, конечно, очень медленно общаются. На экране они видят таблицу с вариантами построения фразы и методом перебора набирают нужные фразы — буквами, словами, словосочетаниями или картинками. Общение с помощью DisQwerty происходит довольно нетипично. Человек каким-то жестом просит включить программу, ему устанавливают кнопку под голову и уходят минут на десять. Потом приходят — читают несколько слов, что-то переспрашивают и опять уходят.
Ученики моей школы стали пользоваться программами с первого дня релиза. Сейчас ими пользуются примерно 50 человек по всему миру. А в создании мне помогали семь человек, которые работают бесплатно. Я предлагал деньги, но они не берут. Заплатил я только за разработку DisType для iOS, который мы долго не могли доделать, пока в один прекрасный день меня не поцеловала девочка в щеку. А ее другу очень нужна была эта программа, и я понял, что пора довести дело до конца и написал программистам, что готов заплатить. Откликнулся один человек, который за 30 тысяч рублей все переделал и закончил.
Помимо этого я разработал бота для «ВКонтакте», который расшифровывает голосовые сообщения. Идея пришла ко мне благодаря подруге, которая присылала мне много аудиосообщений, а я часто оказывался без наушников. Сейчас на бота подписаны 2 тысячи человек, а пользуется им около 100 человек в день. Но я еще не придумал, как его окупить.
Про ООН и «Хабрахабр»
Моя семья решила лечить меня в Институте раннего вмешательства, который импортировал европейский опыт реабилитации. Директором института работала Елена Валерьевна Кожевникова — пассионарий последнего уровня, которая каким-то образом причастна к ЮНИСЕФ. В 2016 году она предложила подать заявку на Всемирный гуманитарный саммит ООН, и через несколько недель я получил официальное приглашение, но приуныл, потому что оплачивать поездку и проживание нужно самостоятельно. Тогда мои друзья в фейсбуке организовали пресс-конференцию в ТАСС, после которой про меня сняли сюжет на Первом канале. Его увидел председатель городского ЗакСа, и через несколько дней у меня были билеты на самолет и номер в гостинице.
А сам саммит ООН — это одна из скучнейших вещей в жизни. Он представляет собой огромное количество сессий, на которых суперофициальным английским рассказывают о страданиях девочек-инвалидов в Африке. Все, о чем там говорили, можно изложить в одном предложении. Плюс синхронный переводчик, видимо, запил или не выспался: он переводил речи отрывками, между которыми молчал и что-то мямлил. Зато после этой поездки я обрел статус человека, который выступал в ООН. Это помогает проще обозначить свой интеллектуальный уровень.
В 2016 году я решил написать текст на «Хабрахабр» про свои программы. Меня долго останавливало основное правило «Хабра», согласно которому нельзя пиарить собственные проекты, поэтому я не рассчитывал, что мой пост вообще пройдет модерацию. Доделал я его ночью, лег спать совершенно без надежд, а утром встал и увидел 50 новых писем на почте, кучу сообщений в соцсетях. Я, конечно, привык к постооновскому хайпу, но в тот раз было действительно много внимания. Около 15 программистов сразу же начали чистить код моих программ и спрашивать, чем можно помочь. И еще пришло много пожертвований на создание программ. К сегодняшнему дню я собрал больше 400 тысяч рублей.
На самом деле я неправильно организовал работу воодушевленных людей, потому что, кроме нескольких фич и чистки кода, мы так ничего и не сделали. Недавно мне написал автор с «Хабра», и мы решили снова привлечь интерес к проекту. Он предложил сделать интервью — я согласился. После публикации я создал чатик в телеграме, где мы в малом количестве, но более организованно делаем работу.
У меня нет привычки разговаривать, потому что я только мычу, но если я общаюсь с людьми вживую или выступаю, мои мысли озвучивает автоматический голос Apple по имени Юрий
Про детство
Я рос в полной семье, что редкость для особого ребенка. Мой отец по профессии гидроинженер, но работал генеральным директором в мебельных фирмах. А мама работала переводчиком из дома, потому что нужно тратить много времени на мою реабилитацию. Конечно, порой мы ссоримся, но ничего необычного — все как у людей.
Мое самое яркое воспоминание из детства — как у меня текут слюни. Это происходит часто, поэтому я постоянно хожу с полотенцем. Как-то раз я держался рукой за раковину, а слюна упала в открытую посудомойку — и меня сильно шандарахнуло током. На языке даже остался шрам. Когда позже логопед спросил, откуда у меня на языке вмятина, я не смог ему объяснить.
Основная задача государственных учреждений в России — превратить человека с ограниченными возможностями в обычного. То есть чтобы он пошел и заговорил. В большинстве случаев постановка ходьбы и понятной речи занимает годы, за которые теряются важные для развития личности этапы. Поэтому мои родители обратились в Институт раннего вмешательства, который предлагал совмещать реабилитацию и альтернативное устройство жизни. В реабилитации самый важный вопрос — зачем? Для чего ходит человек? Для того, чтобы делать сгибательное движение в колене, или для перемещения из точки А в точку Б? Отсюда следует вывод, что лучше перемещаться на коляске — она удобней, быстрее, и ноги не устают. Восстановить навык легче, чем восстановить функцию.
При моем обучении использовались жесты и пиктограммы, обозначающие слова. В младшей школе меня стали обучать с помощью картонной клавиатуры и цифрового ряда, наклеенного на парту. Я показывал пальцем на букву, учитель должен был ее запомнить, я показывал следующую — и так все слово и предложение.
Из-за того, что я учусь в специальной школе для детей с поражением опорно-двигательного аппарата, классы у нас по три-семь человек. В моем классе было три пацана, определенных туда из-за отсутствия речи. У нас всех разные умственные способности, и наш талантливый учитель давал каждому по потребностям. В средней школе меня перевели в класс, где была обычная программа и пять учениц. Одна из них написала мне за неделю до 1 сентября: «Добро пожаловать в розовый ад». Где-то на второй неделе я понял, что она имела в виду. Девочки очень сложно и долго меня принимали: они игнорировали меня и не хотели читать, что я им писал.
Самое сложное для меня — это грамотное письмо. Из-за отсутствия речи я не понимаю, куда падает ударение в словах, не слышу разницы между буквами Щ и Ш. Проверка орфографии сильно помогает.
Про личные отношения, наркотики и секс
У меня около 12 друзей: с некоторыми мы учимся вместе в школе, с другими ходим в реабилитационный центр, играем в бочча, делаем проекты, бухаем и так далее. Среди них инвалидов человек пять. Не сказать, что у нас одни и те же культурные интересы, просто мы проходим один и тот же этап жизненного пути. Общаемся в основном в Сети, что порой надоедает, так как не хватает эмоций. Но общаться онлайн удобней, потому что там ты чувствуешь себя на равных, а в офлайне скорость печати не позволяет вести полноценный диалог, да и качество синтезируемой речи ухудшает картину. Например, однажды в баре играла громкая музыка, и мне пришлось писать друзьям в телеграме, хотя мы сидели рядом.
Я постоянно влюбляюсь, естественно, влюбляются и в меня. Моей девушке 23 года, она из Подмосковья и играет в инклюзивном театре в Москве. Я познакомился с ней благодаря посту про поиск квартиры, в котором в шутку написал, что не пью, не курю и девушкам не нравлюсь. В комментариях она написала: «Я девушка, и вы мне нравитесь». И все — понеслась.
Секса у меня еще не было, потому что я только вылезаю из того возраста, когда этой теме уделяется слишком много внимания. Дело в том, что я ********* [раздолбай], а не в том, что мне кто-то что-то запрещает. Я только на публике кажусь крутым и интересным и надеюсь, что эта публикация покажет, насколько несобранные мысли в моей голове.
Со своей прошлой девушкой я хотел интимной близости, но ее семья не хотела. Мне говорили что-то в духе: «Не обнимайся с ней, иначе я приму меры». Я слушал и кивал, но все равно продолжал обниматься. Мне важен интим — именно интим, а не секс — с человеком, которого я люблю. Как-то раз мама девушки дала мне почитать книгу Ника Вуйчича про любовь, после чего я разозлился и назвал Ника жиголо, потому что чувак продает свое тело, а я не хочу быть таким, хотя иногда чувствую себя именно так.
Не знаю, как произойдет мой первый секс. Наверное, я куплю Falcon, и мы улетим на Гавайи. А если серьезно, то секс — это не то, что нужно представлять. Он или случается, или не случается.
Наркотики я не пробовал и даже вывел «закон марихуаны»: «Мы никогда не узнаем, как влияет марихуана на ДЦП, так как люди с ДЦП не входят в группу, которая курит косяки». Я точно знаю, что мне понравятся наркотики, потому что мне нужна разгрузка, чтобы останавливать работу мозга. Но я очень надеюсь, что мне хватит секса. Я даже не буду пробовать, потому что у меня слишком ценный мозг — я не хочу разрушить себя к 27 годам.
Однажды я с друзьями ходил в бар на Рубинштейна. Мы много выпили, и у меня полностью пропали гиперкинезы (непроизвольные сокращения мышц), но после бара мне нужно было работать, и это было тяжело. С алкоголем легко ходить, руки прекрасно слушаются, но программировать практически невозможно.
Иногда я потихоньку глушу коньяк на кухне, потому что коньяк — это классно, быстро и сильно. В последний раз родители даже не заметили этого. Наверное, они подумали: «А, он все равно неровно ходит и непонятно говорит».
Про досуг
C 1 января 2018 года я начал новую жизнь»: составил расписание на день и сделал таблицу, в которой фиксирую свой прогресс в разных сферах деятельности. В расписании день поделен вплоть до минут. Туда входит чтение почты, работа над программами, создание отчетов, SMM, обеденный сон, YouTube на английском, тесты ЕГЭ, чтение СМИ, занятия на Coursera, музыка и так далее. Также я взял за правило каждый день читать по одной статье в «Википедии».
Еще я отписался от всех юмористических пабликов вроде «Дзен» или «МХК» и теперь узнаю о мемчиках от друзей. На ютьюбе обычно смотрю «вДудя», Wylsa, Droider и разные видео по программированию. Я аудиал, мне легче учиться ушами, к тому же многими сайтами неудобно пользоваться. Про то, чем современный интернет неудобен для меня, я написал отдельную статью и не буду ее пересказывать.
Музыку слушаю разную. Вот недавно у Cкрипта (Скриптонита. — Прим. ред.) вышел новый *********** [крутой] альбом. Слова «детка, все ***** [фигня]» я буду петь себе под нос, когда будет происходить какой-то ****** [ужас]. Раньше пел строки «Гражданской обороны» «винтовка — это праздник, все летит в *****» [вагину], а теперь буду эту фразу — в ней больше любви. А вообще я люблю The Doors, Pink Floyd, Led Zeppelin, Оксимирона, «Аквариум», «Мумий Тролля», «Сплин» и еще много-много групп.
Что касается кино, то я люблю фильмы 90-х и двухтысячных. Месяц назад я ехал в «Сапсане» и в дороге посмотрел «Бойцовский клуб», который произвел на меня большое впечатление. На протяжении всего фильма я улюлюкал, а когда в конце заиграла «Where Is My Mind?», я захлопал. На меня все смотрели как на ********* [ненормального], а я сидел и хлопал.
Если говорить об активном отдыхе, то летом я езжу на трехколесном трайке (лежачий велосипед. — Прим. ред.), он очень устойчив, но я все равно с него падал. Когда лежишь, спина не устает, поэтому я езжу на довольно большие расстояния. Мой рекорд — 55 километров часа за четыре.
Я катаюсь в городе и люблю большие новые районы: там широкие тротуары и почти везде сделаны спуски и подъемы на них. Едешь по какому-нибудь Светлановскому и не думаешь о качестве дороги, а в центре города только на поребрик влезать минут пять. Катаюсь я в одиночестве, но из-за поломок у меня образовались велодрузья. Прошлой весной у меня прокололось колесо — я стоял на дороге и не знал, что делать. Родители были на даче, на улице холодно, а до дома километров пять — на трайке, конечно, раз плюнуть, но пешком со сломанным трайком я не дойду. В итоге мне помог парень по имени Андрей: он заклеил шину — после этого мы списались во «ВКонтакте» и дружим.
Еще я серебряный чемпион России по бочча, но это скорее случайное событие, так как мне сильно повезло с соперникам по плей-офф. После той медали меня взяли в сборную страны, и это большая честь, но после двух сборов, на которых я по восемь часов в день долбил мячи в зале две недели, я приехал в Польшу на Кубок мира, и меня там разделали всухую с большим счетом. Такой режим оказался мне не по силам, для меня бочча — это прежде всего хобби. Амбиции, конечно, есть, но условия не дают нормально подготовиться. Две тренировки из трех проходят на кривом школьном полу, а третья — на другом конце города.
Кто знает, что со мной было бы, если бы у меня не было паралича. ******* [упал] с каким-нибудь парашютом или докопалась бы до меня гопота. Я думаю, что в здоровом теле я бы прожил меньше, чем в больном
Про будущее и самостоятельность
Моя квартира плохо подходит для жизни человека с физическими особенностями. Хотя родители всегда думали об удобствах: например, когда отец монтировал кухонную фурнитуру, он мерил высоту маминого локтя. Еще у нас плита и раковина находятся в одной столешнице, поэтому я могу самостоятельно снять кастрюлю с плиты и довезти ее до мойки, где аккуратно вылить воду. В быту мне помогает смекалка — например, воду в кастрюлю я наливаю из чайника, потому что так сложнее ее пролить, а макароны варю прямо в дуршлаге. Я называю это принципом предвыполненного действия.
Два главных минуса текущего жилья — это сожительство с моим братом-подростком и дом без лифта. Я живу на втором этаже, поэтому мои друзья-колясочники не могут прийти ко мне в гости. Я, например, ходил в гости к другу, который живет в социальном доме, оборудованном для особенных людей. Я поднялся к нему в квартиру, не переступив ни одного порога! Это порвало мое сознание, так как визит ко мне домой — эта целая эпопея.
В моей семье работает только отец, а мы с мамой получаем пенсию инвалида I группы с особыми потребностями. Еще я получаю стипендию за медаль на чемпионате РФ. Пока я не переехал, у нас семейный бюджет, и денег хватает. Тем не менее я начинаю искать дополнительную работу, а также хочу выделить четкую долю от пожертвований на свою заработную плату. Если мне нужны будут деньги, они будут.
Я получаю спортивную стипендию за золотую медаль на чемпионате России по бочча (около 15 тысяч рублей в месяц), поэтому могу самостоятельно снимать квартиру. В сентябре 2017 года я написал пост о том, что ищу жилье, — он разошелся 1 500 репостами во «ВКонтакте», но я все равно не нашел подходящего варианта, потому что старые дома плохо приспособлены для колясок, а новые слишком дорогие. К тому же директор моей школы попросила меня отложить эту идею до экзаменов, так как она волнуется за их результат.
В этом году я оканчиваю школу и после выпуска хочу сделать паузу в год перед поступлением в университет, потому что мне надо переехать в отдельное жилье, запустить проект «Альтернативной коммуникации» в промышленный масштаб и найти дополнительную работу, для чего я хочу освоить парочку языков и технологий.
Возможно, я вообще забью на высшее образование. Сейчас, если хочешь получать знания, тебе достаточно загуглить нужную тему, а в институт надо идти за атмосферой, друзьями и научной работой. Или же если не понимаешь, что делать. Я же, напротив, знаю, что хочу делать — доделать и монетизировать свои программы. Но я не знаю, чему учиться. Кодить по харду? Писать книги? Снимать фильмы? Или же написать книгу о сексуальной психологии человека с ОВЗ (ограниченными возможностями здоровья. — Прим. ред.)? Надеюсь, я за год пойму и поступлю в правильное место.
Я не атеист. Во время Второй мировой войны один журналист написал: «Не бывает атеистов в окопах под огнем». Потом эту фразу, кстати, спел Летов. В мире инвалидов (я использую слово «инвалид», поскольку речь именно о типичном русском инвалиде) происходит столько необъяснимого, что волей-неволей приходишь к Богу.
Про проблемы социализации
Основной стереотип по отношению к дэцэпэшникам в России — это отказ в восприятии человека как полноценной личности. Короче говоря, тебя по дефолту считают дурачком. Я борюсь с этим локально и глобально. Когда надо быстро объяснить, что я умный, я бравирую своими знаниями или достижениями: тем же выступлением в ООН. В этом есть некое ******** [двусмысленность], и иногда я мучаюсь вопросами морали, но когда тебя воспринимают неполноценным — гораздо хуже.
Глобальная борьба заключается в ведении блога, общении со СМИ и баттлами с разными компаниями. Вообще новости типа «человек с ОВЗ что-то сделал», «парень с ДЦП склеил супермодель самолета и украсил ее кокосом», «российская пара по игре в бочча с ОВЗ заняла второе место в мировом рейтинге» меняют сознание людей. Кстати, про последнюю новость не написало ни одно большое СМИ.
Может быть, после нашего разговора, когда люди столкнутся с человеком с ДЦП, они подумают: «Ага, у какого-то чувака на „Виллидже“ был ДЦП, он интересно матерился и бухал, наверное, эта болезнь не влияет на умственное состояние». Еще мне надо публично выступать. А я ленюсь и жду, пока кто-то все организует и сам пригласит меня. Я собирал залы по 50–60 человек, и это потрясающе, за два часа можно многое изменить в людях.
Я бы хотел дать интервью Юрию Дудю. На фоне информационного вакуума умного видеоконтента в Рунете он делает хорошую, профессиональную программу. Не все же время порнуху смотреть. Идея пообщаться с Дудем появилась во время интервью на «Хабре». Меня спросили про изменение отношения к людям с ОВЗ в России, я ответил, что проблема решается помещением таких людей в инфополе — чтобы люди видели по телевизору ведущего-колясочника, спортсмена-колясочника, блогера со слюнями и так далее. А Дудь сейчас главный контентмейкер в стране, поэтому все логично. Можно, конечно, забаттлить кого-нибудь на «Версусе», но там аудитория не такая умная.
Юре передали мое интервью на «Хабре» — он поблагодарил и взял время подумать. Это точно вопрос не ближайших недель, у него слишком плотный график. Но мне лично он не писал. В принципе, необязательно, чтобы интервью было именно со мной, главное, чтобы с особенным интересным человеком. Именно интересным, потому что меня задрала жалость к инвалидам. Человек, который встал на ноги, совсем не молодец, а вот если еще он при этом делает что-то крутое в социуме — тогда да, он интересен.
В свое время я много баттлился со Сбербанком. Думаю, скоро он меня забанит, конфискует деньги и еще что-нибудь отсудит за оскорбления. У меня с ним вечная возня из-за того, что я не могу самостоятельно подписываться. Однажды я переводил небольшую сумму в другой банк, и «Сбер» почему-то заблокировал карту. Мне сказали позвонить в сервисный центр — я подумал: окей, у меня есть синтезатор речи и телефон — будет сложно, но почему бы и нет. Дозвонился — попал на барышню, которая сказала, что не может разблокировать карту, так как я говорю голосом робота, хотя я параллельно говорил своим голосом, и она частично понимала, что я говорю.
Позже мы с мамой пошли в банк — сотрудники решили разрезать мою карту и перевыпустить новую. Через пять дней я пришел с паспортом и планшетом с DisType. Карту мне, конечно, не отдали, потому что нужна подпись, и вообще оператор спросила, где мой опекун. Это вообще-то оскорбление, типа «где твой хозяин, ниггер черномазый?». Надо было в ответ ее спросить: «А где ваш опекун?», но чего-то я зассал. В итоге мы позвали маму, в банке приняли ее подпись и отдали карту. Дебилы. Я потом накатал большой пост в фейсбуке, и они долго извинялись. Я вообще не люблю эти извинения, это какое-то жополизание.
В ноябре 2016 года я создал петицию, в которой просил, чтобы мне и другим инвалидам разрешили подписываться с помощью отпечатка пальца. Вообще, на эту тему с правительством России я переписываюсь с 14 лет, и они периодически что-то делают, но проблема все равно не решается. Хотя после того, как петиция собрала 300 тысяч подписей, проблемой занялись две инициативные группы, но законопроект еще не поступил в Госдуму. Хотя в принципе петиции — ***** [совершенно] неэффективный способ что-то менять, это видно по моей второй петиции.
Еще у меня была война с Yota. Я заказал на сайте модем, а после заказа увидел надпись: «Мы вам позвоним и уточним детали доставки». Я написал им в чат в официальном приложении, мол, давайте тут все вопросы уточним или по СМС. Они ответили, что так нельзя. Я запостил переписку, обозвал их Сбербанком — они извинились и все же доставили роутер. В общем, теперь у меня в друзьях один из руководителей Yota. Инвалиду, чтобы социализироваться в России, нужны мозги и яйца. Впрочем, как и любому человеку.
http://www.the-village.ru/
