Секс, любовь и химия: что заставляет человека влюбляться.

Отличается ли женский мозг от мужского, и если да, то чем? Как на химическом уровне происходит влюбленность? И как наш мозг реагирует на флирт и секс? На русском языке вышла книга доктора Сары Маккей «Женский мозг: нейробиология здоровья, гормонов и счастья»: в которой нейробиолог, популяризатор науки, лектор, автор множества научно-популярных статей Маккей доступно для широкой аудитории рассказывает о последних достижениях в области исследования мозга. С разрешения издательства «КоЛибри» «Лента.ру» публикует фрагмент текста.

Секс, любовь и нейробиология

Если смешать джин с тоником в комнате с ультрафиолетовым освещением, ваш напиток засветится ярко-голубым. Это происходит потому, что в тонике содержится химическое вещество хинин, которым когда-то лечили малярию. Под светом с определенной длиной волны оно дает химическую флуоресценцию. Узнав об этом на лекции в университете, мы с моей лучшей подругой на протяжении почти всех 90-х годов дефилировали по клубам и вечеринкам с бокалами светящегося голубого джина. Хороший повод завязать разговор, привлечь к себе внимание и вызвать интерес.

В январе 1999 года мы с джин-тоником тусили в одной компании в доме на Банбери-роуд в Оксфорде, когда вдруг попались на глаза одному молодому экономисту-ирландцу с улыбкой такой же ослепительной, как и содержимое моего стакана. «Что пьешь?» — спросил он. «Могу объяснить, что такое ультрафиолетовый спектр света», — ответила я. Притяжение возникло мгновенно. Мы продолжали обсуждать процентные ставки (мне никогда не удавалось толком понять разницу между начисленными и выплаченными процентами, и он терпеливо объяснял, что к чему) и синапсы. За время нашего подкрепленного джином разговора мой собеседник узнал, что термин «синапс» происходит от древнегреческого «скреплять, соединять вместе, связывать». Эти слова оказались пророческими: с тех пор мы неразрывно связаны. Да, я обольстила своего мужа языком науки — сначала физики, затем нейробиологии.

Любовь вдохновляла создателей великих шедевров искусства и литературы, а также текстов бесчисленного множества песен, на ней основаны наши семьи. Понимаю: рассматривать ее сквозь призму нейробиологии — почти кощунство. Однако любви присущ глубоко биологический характер, она сильно влияет на наше тело и разум. Без любви дети плохо развиваются. У детей, с которыми дурно обращаются, психологические травмы остаются на всю жизнь. Подростки прибегают к самоубийству, столкнувшись с травлей или неразделенной любовью. Молодые матери, которым недостает групповой социальной поддержки, впадают в послеродовую депрессию. Семейное положение коррелирует со здоровьем: в среднем человек, состоящий в браке, более здоров, чем одинокий. Одиночество в преклонном возрасте влияет на риск развития деменции так же, как выкуривание пачки сигарет в день.

Взгляд на секс сквозь призму биологии, вероятно, для нас более привычен. Часто можно услышать, что наш самый сексуальный орган — это мозг. Возможно, секс — наивысший биологический опыт из групп «снизу вверх», «снаружи внутрь» и «сверху вниз». В этой главе мы рассмотрим нейробиологию влечения, желания, цикл сексуальной реакции и оргазм. А потом закроем дверь в спальню и сосредоточимся на романтической любви, привязанности и на том, как социальные связи служат буферами для стресса.

Подростковый возраст — критический период для получения знаний о сексе

Будучи подростком, я отчетливо представляла себе образ моего идеального парня и подолгу мечтала, как мы с ним познакомимся, где встретимся (чаще всего в библиотеке — неловко признаваться, она служила мне естественным местом обитания), по каким пляжам будем бродить, держась за руки, какие задушевные разговоры будем вести. Биоантрополог Хелен Фишер работает во всемирно известном Институте Кинси, изучающем секс, и называет этот идеалистический образ «картой любви». «Задолго до того, как ваша истинная любовь приходит к вам в классе, в торговом центре, в офисе, в кофейне, на вечеринке или каком-нибудь мероприятии, — говорит Фишер, — вы представляете основные особенности своего идеального возлюбленного».

Собирать наши «карты любви» по частям мы принимаемся в подростковом возрасте — примерно тогда же начинают развиваться сексуальные чувства. Мозг подростков чрезвычайно пластичен. И этот возраст — критический, чтобы получить знания о романтических и сексуальных взаимоотношениях и ориентироваться в них. Исследования по большей части игнорировали эту фазу развития, и лишь недавно мы осознали, что именно в подростковом возрасте молодые женщины начинают исследовать свою сексуальную самоидентификацию, строить свои «карты любви» и, надеюсь, приобретать позитивный опыт, подтверждающий и то и другое.

Алхимия влечения

Что происходит в нашем мозге, когда нас сексуально влечет к одному человеку, а не к другому? Почему именно он? Почему она? Почему улыбающийся экономист-ирландец в январе 1999 года? Судьба? Гормоны? Феромоны? Взаимодополняющие «карты любви»? Или, в моем случае, перебор с джином?

В литературе о «выборе пары» чаще всего прослеживается вывод: нам свойственно образовывать пары с людьми, которые подобны нам — этот феномен называется позитивным ассортативным спариванием. В среднем (не всегда) нас влечет к людям того же возраста, той же этнической принадлежности и социально-экономического статуса, к обладателям того же уровня интеллекта и образования, к тому, кто разделяет наши ценности и цели и физически сходен с нами. Партнеры в таких парах, если отношения в них сохраняются десятилетиями, не становятся похожими друг на друга. По данным исследований, эти люди с самого начала активно ищут тех, кто похож на них. «Сходства между нами и партнерами больше, чем можно ожидать по случайному стечению обстоятельств», — объяснил мне исследователь из Квинслендского университета Брендан Цитш.

Поскольку однажды в январе 1999 года я отправилась на вечеринку выпускников Оксфорда, у меня было немало шансов найти того, кто соответствовал моей «карте любви». И вероятность, что мы образуем «позитивную ассортативную пару», была сравнительно велика. Когда я впервые показала фото моего нового бойфренда подружке и соучастнице по «преступлению голубого джина-тоника», она сразу воскликнула: «Это определенно твой парень!»

Каким бы примитивным ни казалось это объяснение, одну из частей уравнения сексуальной химии составляет то, как мы пахнем. Феромоны — химические сигналы, возникшие в ходе эволюции для коммуникации с другими представителями того же вида, и феромоны в нашем поту недвусмысленно указывают на гены носителя. В частности, на гены группы иммунных молекул, называемых главным комплексом гистосовместимости (ГКГС). И здесь эволюция выбирает окольный путь: оказывается, нас сильнее влечет к тем, чей запах ГКГС наиболее отличен от нашего. То есть по принципу, прямо противоположному теории позитивной ассортативности.

Швейцарское «исследование потных футболок», опубликованное в 1995 году, показало: чем сильнее отличаются гены ГКГС мужчины от генов женщины, тем более привлекательным он кажется ей. В этом исследовании студенты и студентки из Бернского университета сначала проходили типирование по их ГКГС. Затем каждому студенту давали поносить футболку пару дней и ночей (участникам исследования рекомендовали не принимать душ и не пользоваться дезодорантом). Затем шесть возвращенных потных футболок давали студенткам — понюхать и оценить по предпочтению. В итоге женщины предпочитали запах пота мужчин, ГКГС которых максимально отличался от их собственного. Участницы исследования часто отмечали, что отдали предпочтение футболкам, которые напомнили об их бойфрендах, как бывших, так и нынешних, в то время как менее предпочтительными по запаху оказались футболки, напомнившие участницам запах их отцов.

Примечательно, что предпочтения женщин, принимавших противозачаточные таблетки, были отданы в основном потным футболкам тех мужчин, которые особенно совпадали с женщинами по ГКГС. Во время овуляции у нас обостряется обоняние, считается, что именно так эволюция гарантирует сохранение генетического разнообразия. Пары с различным ГКГС более плодовиты и с меньшей вероятностью оказываются родственными. Каким-то образом таблетки вмешиваются в этот механизм.

Как гормоны влияют на выбор пары и либидо

Женское либидо нарастает и угасает на протяжении месячного цикла и достигает пика примерно в период овуляции. Данные исследований показывают, что колебания гормонов яичников влияют на то, кого мы находим привлекательным, кто находит привлекательными нас и насколько настроенными на секс мы себя чувствуем.

Вот некоторые исследования, которые неизменно вызывают шумиху.

В работе 2012 года под занятным названием «Овуляция побуждает женщин принимать сексуальных подлецов за хороших отцов» предполагается: когда мы наиболее фертильны, нас с большей вероятностью привлекают высокотестостероновые маскулинные мужчины «высшего генетического качества», а не славные книжные ребята, из которых получились бы «хорошие мужья и отцы». (Обратите внимание: в исследовании шла речь о тех, к кому мы тянемся, но не обязательно спим с ними.) И наоборот, когда мы принимаем противозачаточные таблетки, или находимся в лютеиновой фазе цикла, или у нас менструация, мы охотно и с радостью общаемся со славными ребятами.

Существуют данные, как подтверждающие, так и опровергающие гипотезу так называемого «овуляционного сдвига подлецов или отцов». Роб Брукс, профессор эволюционной экологии Университета Нового Южного Уэльса, изучил литературу по теме и уверяет, что на самом деле сдвиг в предпочтениях весьма мал. «Он не означает, что в один день вы по-настоящему, всем сердцем, глубоко влюблены в своего мужа, а уже на следующий тайком занимаетесь сексом с каким-то красавчиком на пляже», — говорит он. Брукс также отмечает: гораздо примечательнее то, что мы не менее охотно соглашаемся переспать с тем, кого плохо знаем, когда шансы забеременеть равны нулю.

https://lenta.ru/