Роман Аранин - Жить своей головой-2 - NND

Автор «Нации» провела целый день с инвалидом-колясочником, который строит фабрику, меняет родной Калининград и готов изменить всю систему госпомощи инвалидам.

Роман Аранин, военный летчик, после развала Союза — успешный бизнесмен. Спортсмен-экстремал. В 2004 году, в свои 34 года, разбился на параплане. Когда очнулся, не мог повернуть даже голову. Тело полностью парализовало.

Сначала сделал инвалидную коляску для себя, теперь это международный бизнес, компания вышла на рынки Европы, Новой Зеландии, Бразилии. «Перекроил» под колясочников родной Калининград, теперь замахивается на всю страну.

Историю Аранина можно прочесть здесь — «Жить своей головой». Тогда, три года назад, Дарья Максимович говорила с ним по скайпу. А этим летом, оказавшись в Калининграде, встретилась с Романом лицом к лицу.

Зарядка. Завтрак

Мы договорились вместе позавтракать, поэтому в 8.30 я уже перед домом Араниных. Открывает молодая девушка. Сиделка, догадываюсь я. Просит пройти в зал, подождать там.

За моей спиной по коридору едет коляска. Как большая машинка на пульте управления. В-ж-ж, в-ж-ж. Оборачиваюсь. И:

— Здравствуйте, Роман!

— Здравствуйте, Даша!

Порываюсь протянуть ему руку, но упускаю момент (за годы реабилитации Роман смог снова научиться поднимать руки, он сам управляет коляской — давит на джойстик, но пальцы и кисть пока не работают). Теряюсь.

Роман смотрит в окно своего 10-го этажа.

— Я бы еще куда-нибудь выше забрался, но выше в Калининграде трудно найти. Пойдемте, я вам квартиру покажу.
Показывает место под зимний сад на крыше: «Когда-нибудь сделаем тут красиво»; маленький тренажерный зал: «Вот здесь начинался Observer» (компания Аранина); сауну: «Сюда ко мне часто приезжают друзья-парапланеристы, мы прямо на кушетке раскладываем соленую рыбу и кальмаров». В какой-то момент к нам присоединяется Юра, помощник Романа. Серьезный, немногословный. (Потом я узнаю, что Юра — бывший подводник-офицер.)
Мы, как какие-нибудь англичане, говорим о погоде. Спасительная тема.

Роман:

— У нас жара такая эти дни. 29 градусов!

— Это еще не жарко, в Ростове летом за 40 бывает.

— Да что вы! Не поеду в Ростов.

Оборачиваюсь по сторонам в поисках сплит-системы, с удивлением не нахожу.

— Даша, у нас все прошлое лето было +16. Это нормально для Калининграда. А то, что сейчас — дикая жара. Я вчера до теплового удара доработался. Юра в 3 уехал, посадил меня за компьютер, я думал, что до 6 дотяну. Но в половине пятого понимаю, что шрифта уже не вижу. Еще через десять минут понимаю, что и компьютера не вижу. Благо, голосовой набор на телефоне. Дозвонился соседке. Говорю ей: «Ключ от меня у охраны внизу, приезжай». А она еще сорок минут на работе. Как-то дотерпел. Приехала, помогла мне. У шейников ведь нет терморегуляции. Если замерз, то отогреваешься два дня. Причем, ты можешь лежать в горячей ванне, погруженный до ушей, и стучать зубами. Но потом уснешь, «компьютер» твой перезагрузится, и нормально.

— Полина! — громко зовет Роман.

Младшая дочь. Только что вернулась из Питера, с зачисления. «Студентка университета имени Петра Великого», — с гордостью говорит мне Роман. Старшая дочь уже несколько лет живет в Китае, жена Наталья в отъезде. Входит Полина. Высокая, красивая, улыбается приветливо.

— Помоги кинуть меня на кушетку.

Юра берет Романа под грудь, Полина за ноги. Очень ловко. Раз, и Роман уже на кушетке.

Вспоминаю про свои вопросы.

— Как там дела с блютусом, о котором вы мечтали в прошлый наш разговор? Изобрели уже что-то подобное?

Когда я потом переслушивала запись, то поразилась, как много мы смеялись за какие-то пару часов. Давайте вместе посчитаем.

— Есть уже даже видео в интернете про историю с простейшим блютусом. Девушке-спинальнице что-то куда-то вставили, она нажимает на кнопку, ноги разгибаются и она встает. Это все, конечно, баловство пока, но важно начало. По сути-то, задача простая — передать сигнал из одной точки в другую. Мне кажется, что именно благодаря компьютерным, а не медицинским технологиям это станет возможно в течение лет десяти. А тут мы! Такие все с сохраненными суставами. И сразу на латиноамериканские танцы!

Смеемся. Раз.

— Поначалу, когда я лежал совсем парализованный, но почему-то все еще оптимистичный, ко мне шел поток людей. Друзья, знакомые. А я их всех знал суперуспешными людьми, такими, какие мы в фейсбуке обычно. А тут они вываливали на меня тако-о-ое сокровенное! А я-то лежу. Мне тогда еще даже голову поворачивали. И в тот момент я понял, что оказываю на них какой-то совершенно сумасшедший терапевтический эффект. Проговорив все свои проблемы и посмотрев на меня, они уходили счастливые.

— Но вы-то как себя при этом чувствовали?

— Да не знаю, нормально…

— До середины груди он себя чувствовал, — говорит Юра.

Два.

— О, вот еще про терапевтический эффект. Мы с Юрой давно научились из машины высаживаться сами. Но садиться в машину тяжело, хочется же еще лет двадцать вместе проработать и не сорвать Юре спину. Поэтому стараемся кого-то ловить на улице. И мы уже поняли, кого можно. Если, например, идет парень с девушкой, то все, это наш клиент. Потому что как же он может не помочь «бедному инвалиду»?

Три.

— Даша, а у вас сейчас диктофон работает, да?

— Да, конечно.

— Я уже опытный. Как-то вышел конфуз с этим диктофоном. Привезли девушку-корреспондента в Светлогорск. Сидим, смотрим закат, пляж весь смыло, и вода заходит прямо под ресторан — красиво! Тут она выходит в туалет, и мой компаньон, который с нами был, начинает ее обсуждать. Ну, фигуру там, все такое. А диктофон включенный лежит. Такой косяк, блин!

Четыре.

— Наш калининградский университет сейчас занимается разработками по управлению мыслью. Пригласили меня. А я к этому довольно скептически отношусь, потому что, ну, увидел ты девушку красивую, подумал о чем-то таком и — бац, врезался в стену.

Пять.

— Так вот они поставили на пол машинку, студентку посадили, которая усиленно думала. Машинка сначала поехала-поехала, а потом — в стенку. Я им говорю: «Давайте пока не будем это пробовать на человеке в коляске». Теперь они обещают сделать вариант попроще — не пропорциональное управление, а четыре команды всего. Правый бицепс сократил — коляска поехала вперед, два раза бицепс сократил — вправо. Левый бицепс — влево. Посмотрим, что получится. А недавно англичане приезжали, показывали новое, уже готовое устройство. Наклонил голову вперед — едешь вперед, влево — влево, вправо — вправо. Очень элегантное решение. Подъехал к компьютеру, стукнулся головой о подголовник и переключился в режим управления мышкой. Если файл надо перетащить на экране, прищурился и тащишь. Кликнуть надо — моргаешь глазом, два раза кликнуть — два раза моргаешь.

— Юра, наклоняй.

Роман сидит на кушетке. Юра одной рукой мягко толкает его в спину, другой придерживает под грудью. Голова оказывается над коленями.

— А зачем так наклоняться?

— У него давление все время падает, проходимость сосудов же нарушена, и чтобы стабилизировать давление, нужно как бы наполнить голову кровью. Для этого наклоняем.

— Сгибаем руки, — говорит Аранин Юре.

Юра начинает подбрасывать руки Романа вверх. Правая рука идет к левому плечу и падает вниз, как плеть. Левая рука — к правому плечу. В быстром темпе. Раз-два, раз-два.

— Пошли в стороны.

Юра толкает Романа влево, ловит под углом сорок пять градусов к полу. И сразу вправо. Раз. Два.

— Вот, казалось бы, мелочь, — рассказывает Роман, — делали мы в советской армии наклоны всякие. Здоровый человек этого не замечает, а здесь начинаешь наклоны в стороны делать, и из легких выходят куски всякой дряни. Так что зарядка — это обязательно. Мы с Юрой пытаемся каждое утро делать. Это в идеале. А так — в понедельник была планерка, во вторник приезжали ребята из минпромторга, в среду — англичанине, в четверг еще что-то, и вот сегодня первый день удалось позаниматься благодаря хорошей знакомой из Ростова.

У меня в Светлогорске один шейник живет. Он когда «свеженький» был, его сажали в коляску, клали его руку на джойстик, и он немножко даже ездил. Но потом он выбрал управление подбородком, и все — руки у него перестали работать. Сидит сейчас, как сфинкс. Человек тридцать я таких лично знаю. А по России их пара тысяч точно. Нельзя руки запускать. Еще мне почему-то не удалось никого научить управлению голосом, а я ведь на компьютере все полностью голосом делаю. Тут надо очень уверенно. Как в армии. «Вейк ап! Гоу ту слип!» Пытался одну девчонку научить, а она таким тоненьким голоском: «Вейк ап». Компьютер ее не слушается вообще.

— Ответить, — вдруг резко говорит Аранин. Это команда телефону, в ухе у него все время наушник.

Борис, «мой гениальный инженер», как представляет его Роман, звонит из общежития университета имени Канта. Там сломалась платформа для колясок. Роман говорит: «Ну, если даже ты не можешь разобраться, буду звонить в Данию».

Сейчас мы посадим меня на коляску, и я стану, как тот морж

— Юра, давай кинем меня на локти и позвоним с компьютера.

И Юра кидает. Я вздрагиваю.

— Hello, this is Roma Aranin, Observer company, Russia. Can I speak to anybody from technical department?

Романа связывают с инженером-датчанином. Минут десять он обсуждает на английском технические детали. Я сижу на полу и щелкаю камерой. А потом просто смотрю и слушаю.

— Даша, я, вижу, вы грустите. Выдохните сейчас. Представьте себе моржа, вот он лежит на берегу и не может пошевелиться, подходит китобой и убивает его. Но если он доползет до воды, то сможет летать. Сейчас мы посадим меня на коляску, и я стану, как тот морж.

***

Потом мы сели завтракать. Роман, Полина и я. А Юра не захотел. Полина кормила отца с ложки. Я попросила их сфотографироваться. И мне хотелось с этой ложкой, да, такой кадр ведь. Но Полина отложила ложку в сторону, и они вдвоем просто улыбнулись мне. Отец и дочь. Щелк.

— Полина, наклоняй.

Полина встает и наклоняет отца. Через несколько секунд он делает глубокий вдох, и Полина усаживает его обратно.

— Мне было три года, когда папа упал. То есть я его на ногах вообще не помню. И сейчас понимаю, что за всю жизнь у меня не было ни одного ограничения. Да, бывает, раз в пару месяцев, что я не могу куда-то пойти, потому что надо остаться с папой. Но это редкость. Вот в этом состоянии он меня вырастил, и я даже не задумывалась о том, что что-то не так. Лет в 14 только поняла, что семья у нас немного нестандартная. Папа всегда выгонял меня из дома: иди, гуляй, занимайся своими делами. Есть просто какая-то ответственность, мелочи: не закрывать плотно дверь, чтобы услышать, если он будет звать, что-то приготовить, накормить.

— Мы когда вдвоем с Полинкой остаемся, у меня всегда вот так красиво стол накрыт.

— Ладно тебе! — смеется Полина. — Всем моим друзьям нравится папа. А классная руководительница вообще его поклонница.

— Да невозможно уже! В Паланге (курортный город в Литве) идешь — «здрасьте», «здрасьте»! А в Калининграде так вообще. Все обниматься со мной хотят.

— Правда, что ли? — удивляется Полина. — В прошлом году прикольно было: я сижу на классном часе, точнее, сплю, и тут нам говорят, что будет такое мероприятие — «Герой нашего времени». Школьники со всей России рассказывают о людях, которые их вдохновляют. И вдруг учитель зачитывает тему «Роман Аранин — герой нашего времени». И эту тему уже взяла девочка из другой школы. Я не была на ее выступлении, не получилось прийти. Но в этом году уже сама про папу рассказывала. Он для меня действительно пример. Но мне не надо об этом как-то специально задумываться. Его называют героем, но я его таким знаю всю жизнь. Это просто мой папа.

Потом, когда мы на несколько минут останемся вдвоем, Полина скажет:

— Я помню, когда мне было лет 6, у папы была еще обычная коляска, которую надо возить. Мы часто гуляли по набережной Канта. И мне нравилось разбегаться и катить его вот так, со всей силы. А я ведь сама ездила на коляске — позже, в 12 лет, когда ломала ногу. И я помню, как это страшно: тебе кажется, что тебя везут слишком быстро, что ты сейчас куда-то воткнешься. И это у меня просто нога была. А папа ведь не может даже руки вперед выставить, если что, он просто выпадет. И я только пару лет назад спросила у него: «Папа! Как же ты мне маленькой разрешал так тебя катать?» Он ответил: «А я тебе полностью доверял».

За завтраком говорили про пляжи: «Хорошо бы завтра поехать вместе в Янтарное — триста метров песчаной косы, лучший пляж в России!» и еще про футбол, конечно.

— Для колясочников на нашем стадионе все сделали идеально. Отдельная парковка прямо напротив центрального входа, отдельный вход. Я первый раз видел такую очередь из колясочников, у нас в дни матчей ЧМ брали в прокат по 30 колясок. Люди вытаскивали откуда-то инвалидов и шли с ними бесплатно, иначе было не попасть, билетов не было вообще. Кстати, я вам очень советую: в следующий раз берите с собой какого-нибудь калича и идите на матч бесплатно.

Шесть.

— Лифты почему-то не работали, поэтому мы заезжали по пандусу для машин. Места шикарные, все видно, рядом с тобой есть место для сопровождающего, идеальные туалеты. Все очень круто. Я вообще не болельщик, но побывал на двух матчах, и атмосфера была потрясающая. Особенно на Марокко — Испании. Теперь знаю, что буду ходить на футбол и на наш стадион, даже, может, в Катар (на ЧМ-2022) съезжу.

Лифт

Роман на лестничной площадке. Юра заходит в лифт и оттуда командует:

— Чуть левее, еще левее. Стоп. Поехали.

Роман спиной, впритирку, заезжает в кабину. Последней протискиваюсь я.

— Шахта сантиметров на 70 шире, чем кабина, мы проверяли. Тут можно было поставить нормальный широкий лифт. Тысяч сто рублей подрядчик на этом сэкономил, — говорит Роман, — простим ему это.

На улице Юра «ловит» мужика. Вдвоем они быстро пересаживают Аранина на заднее сиденье минивэна. Я думаю, что и мне лучше сесть сзади — так удобнее писать на диктофон, но Юра укладывает на подушку голову Романа, потом поднимает на сиденье его ноги. Роман поедет лежа.

В дороге

— Любите фильм «1+1»? — спрашиваю я (французский фильм о богаче-колясочнике, который нанимает в помощники бывшего мелкого преступника).

— Очень! Я когда увидел, что этот актер на ногах (Франсуа Клюзе), обалдел. Потому что там все было по-настоящему. Раза четыре его смотрел. Мы скоро снимем свой такой фильм. Еще веселее и прикольней будет. Но сначала построим завод. А то придут и скажут: «Ты че вообще сделал, чтобы снимать фильм? Кто ты такой?» У Юры, кстати, там самый любимый момент «нет ручек, нет конфеток».

Семь.

Все, заканчиваем считать.

— У дочки на выпускном показывали видео, которое дети сами сделали. Они звонили родителям и говорили: «Мама, папа, я так по тебе соскучился. Я тебя люблю». Все это по громкой связи, на камеру. И знаете, что отвечали родители? «Что случилось? Что ты натворил? Что тебе нужно?» И только один папа из всего класса сказал дочери: «Я тоже тебя люблю, зайчик».

— Люди разучились говорить о любви?

— Не знаю. Я точно умею выражать свои чувства. Я вообще очень люблю людей. Я вот прямо сейчас люблю семь женщин, еще десять я обожаю и мужиков человек двадцать люблю. Я людьми очаровываюсь. Вот я на вас смотрю, Даш, вы же просто необыкновенная. Для меня не проблема об этом сказать.

В ответ я просто молча смотрю на Романа, вывернув шею со своего переднего сиденья. А потом его лицо расплывается, и я отворачиваюсь к окну.

***

— Знаете, я девушек делю на две категории: нормальные и ненормальные. Нормальные, они, когда видят, что человеку на улице плохо, сами кидаются помогать. А ненормальные просто отворачиваются и делают вид, что тебя не заметили. Потом выясняется, что вот эти вторые — незамужние. Я знаю, о чем говорю. Это все четко связано с неспособностью заботиться о другом. …Хорошо, что в России ты можешь подомогаться к людям: «Наклоните мое тело, пожалуйста». Двое не поняли, третий понял и наклонил. А как-то на Канарах я к кассиру подхожу: «Would you please bend my body to the front?» Он такой: «Не-не-не, я не могу к вам прикасаться». А мне плохо уже, не могу. Тогда говорю ему: «Сделайте объявление, пожалуйста, для моей жены: «Наташа, подойди и наклони своего мужа».

…А вот здесь живет парень-спинальник, он 3 года лежит уже. С ним классическая совершенно история. Он был парашютист. Разбился. Жена ушла через два дня. Детей забрала с собой. С ним осталась пожилая мама, у которой через год сорвалась спина, и сейчас она в состоянии в лучшем случае памперс ему поменять. Раньше мне было интересно, кто как сломался, я кидался сразу помогать. Сейчас фокусируюсь на другом. Мы недавно выиграли президентский грант, и та работа, которую мы делаем в «Ковчеге» (калининградская общественная организация), теперь будет оплачиваться. Получится так: сломался человек, нам звонят по договоренности с минздравом, мы к нему приходим прямо в больницу, пока он еще ничего не понимает, помогаем оформить индивидуальную программу реабилитации, пройти медико-социальную экспертизу, получить для начала хотя бы в прокат коляску и кровать, потом получить все остальное от фонда страхования. То есть он выходит из больницы, а у него уже все есть. Ему в клювике принесли. Как это делается в Дании, к примеру. Нас очень поддерживает Агентство стратегических инициатив и Светлана Чупшева (гендиректор АСИ). После того, как мы отработаем это все на Калининграде, сможем тиражировать и на Ростов, например.

Я ведь точно сделаю реабилитацию лучше, чем госчиновник. Среди них нет специалистов по реабилитации, и это нормально. Тем более, что вчера он был в министерстве образования, а завтра оказался в министерстве промышленности. Тут, чтобы вырастить менеджера, торгующего колясками, нужно 2 года. Я 5 лет просидел в городском общественном совете, выясняя, кто отвечает за доступную среду. Понял, что никто. Номинально есть в отделе по делам инвалидов две женщины. Но, во-первых, что можно сделать вдвоем? А во-вторых, у них нет никаких рычагов. И все-таки центр Калининграда мы за это время сделали. Я про бордюры сейчас говорю. У меня, кстати, прямо рядом с домом был старый немецкий бордюр — 30 сантиметров в высоту! Это непреодолимая преграда. Есть видео в интернете, как подходит к переходу бабушка, смотрит на этот бордюр и думает: ей прямо сразу вниз прыгать или на колени встать и сползти? Потом остановился «крузер», вышел парень, помог ей спуститься.

Офис Observer

Уже с порога: «Роман Анатольевич, поставщики», «Роман Анатольевич, вопрос по бухгалтерии».

— А это наша коляска номер один. Observer Standart. Вот такие нужны государству, складные, чтобы в багажник Renault Logan помещались. Государству мы их отдаем по 83 000 рублей, в рознице она стоит 97. Может проехать 36 км, летать в самолете — у нее гелевые аккумуляторы (такие разрешено провозить в самолете). А еще мы подписали договор с американцами на противопролежневые подушки, вот такие, на которой я сижу, и будем их ставить на «Стандарт». В Фонде социального страхования этого пока не понимают, в медико-социальной экспертизе тоже не понимают, но сидеть на поролоновой подушке нельзя. То есть сидеть на ней можно 2 часа, после чего у тебя гарантированно будут пролежни, которые надо лечить 2-3 месяца. А люди сидят, зарабатывают эти пролежни, от них умирают, и никто даже не понимает, почему это происходит. На этой подушке я могу сидеть 5 часов. Правда, через 5 все равно пролежни.

До конца года мы сделаем 500 таких колясок, на них ставим немецкие редукторы, к 2021 году планируем выйти уже на 2500 колясок, и тогда редукторы будем делать сами. Электронику — нет. Электроника вся английская. Даже китайцы не научились так делать. Вот эти трубы, что вы видите, это фактически и есть 500 колясок.

Мы стартовали, заняв у фонда Вагита Алекперова «Наше будущее» 6 млн рублей. Без процентов, на 5 лет. Сейчас остались должны 70 000. Это личные деньги Вагита. Он, вероятно, верующий человек, мусульманин, у них вообще нельзя давать деньги под проценты, но я думаю, причина в другом. Когда мы с ним общались, мне показалось, он реально верит в то, что социально-ориентированный бизнес может двигать экономику. А сейчас мы — первый инвестиционный проект для них, они вкладывают в нас 10 миллионов. 60 миллионов нам занимает Фонд развития промышленности Калининградской области, 10 миллионов я взял в Сбербанке под 14%. К декабрю мы построим фабрику. Проект давно готов. Есть некоторые проволочки с новыми строительными нормами, но мы это преодолеем. На днях нам туда уже электричество подвели.

Мы не хотим делать коляски, чтобы говорили: «А, это калининградские коляски». Мы хотим так: «О! Это же калининградские коляски! Надо брать».

— Можно мне на какой-нибудь покататься?

— Конечно! Вот эту берите.

— Ой, это очень большая. Страшно.

— Зато она вам под блузочку подходит.

Тут же, конечно, сажусь в коляску.

Автор «Нации» Дарья Максимович и ее герой

— Нажимайте зеленую кнопочку, поехали влево. Поуверенней. Прямо. Теперь влево до упора.

И я кружусь в вездеходе «Максимус». В-ж-ж. Роман улыбается, ребята-инженеры, кто в колясках, кто на ногах, тоже.

***

— Антон, который сейчас с нами фотографировался, каждый день спускается с 5-го этажа хрущевки на руках, придерживаясь за перила. Едет в автобусе на фабрику, целый день работает, потом возвращается обратно и также на руках, в коляске, поднимается на 5-й этаж. Да, пока это исключение, но мы пытаемся, чтобы это стало правилом. Когда ты у шведов спрашиваешь: «А если человек не хочет работать?», они просто не понимают вопроса. А у нас, если мы возьмем Москву, например, то там кроме федеральной пенсии есть еще доплата инвалидам от правительства Москвы, кроме федерального перечня есть еще московский перечень, по которому выдается все, что не выдается остальным россиянам. Но так не должно быть, ребята, мы живем с вами в одной стране, давайте делать так, чтобы все были в одинаковых условиях. Так вот, когда ты все это получил, плюс пенсия, плюс ты продал пару колясок и купил квартирку в Болгарии, зачем тебе работать? Моя бизнес-идея о том, что инвалидам нужны деньги и они хотят работать, в Москве не реализуема. Потому что они уже другие люди совершенно. Мне предлагали сделать фабрику в Новой Москве. Минпромторг давал деньги. Нет. Я хочу доказать, что это можно и нужно делать именно в маленьком городе.

— Сколько Антон получает?

— Зарплата 27 000 плюс процент от продаж. В сезон, когда инвалиды выходят из дома, проценты — тысяч 20-25, не в сезон — 10-15.

Из 25 сотрудников компании Observer 8 — инвалиды

— А текучка у вас есть?

— Среди инвалидов текучки нет вообще. С Борисом, инженером, мы работаем с его 8-го класса. С директором Инной вместе 17 лет. Что касается остальных сотрудников, то за 3 года после Крыма у меня из «старичков» осталось 3 человека. Как только зарплата в долларах уменьшилась в 2 раза, люди стали уходить. С другой стороны, 3 года назад у нас в штате было 10 человек, а сейчас 25, из них 8 инвалидов.

— Наклонить?

— Вы видите уже, да? Взгляд мутный становится.

— Вижу.

— Меня все сотрудники умеют наклонять. А те, кто ездит со мной в командировки, еще и переворачивать ночью.

На свадьбе

Вечером Роману нужно было попасть на свадьбу племянницы. Из офиса мы едем домой. Роману надо немного поспать. «Перезагрузить компьютер».

Но поспать получилось только в машине. Пока ждали невесту с женихом, Юра прикрутил потише радио, и я тоже заснула. Проснулась от того, что кто-то открыл дверь минивэна:

— Чего ты тут лежишь? Хватит уже, належался.

Родственница, значит.

— Погоди немножко, — отвечает Роман. — Сейчас все соберутся, и мы с тобой танцевать пойдем. А пока я все-таки еще полежу.

А потом была красивая церемония регистрации. И многие плакали. И у Романа глаза тоже были мокрыми. И еще я познакомилась с его мамой, Светланой Михайловной. Она сказала:

— Знаете, Даша, ему как-то парень один позвонил. Посмотрел интервью с ним по телевизору, нашел номер и позвонил. Рассказал, что хотел покончить с собой. А потом передумал. Вот это самое дорогое. Потому что некоторые люди попали в менее тяжелую ситуацию — подумаешь, ноги не ходят! — и сдались. А здесь, когда ничего не работает, мы еще задаем тон.