Мы живем в динамичном мире — в мире стремительных действий и стремительно находимых ответов. Наша жизнь спешит и задыхается на бегу. Ее можно сравнить с бесконечной охотой за мамонтом. Мы не задаем «бесполезных», «бесцельных» вопросов, вопросов, на которые нет ответа.
Но наступает миг, когда мы оказываемся беспомощными перед жизнью. Причина проста: те самые вопросы, на которые мы не искали ответа, встали с нами лоб в лоб. И мы понимаем: без ответа остаются именно главные вопросы: любовь и смерть, правда и ложь, мы и наши дети, здоровье и болезнь, депрессия и самоубийство, а также другие вопросы, из которых и состоит жизнь человеческая…
Тема программы «Без ответов» – «Я жалею тех, кто нас отвергает».
Как мы относимся к инвалидам? Почему их не видно на улицах наших городов? Чем, в сущности, отличается жизнь и мировоззрение человека с ограниченными возможностями от жизни человека с «возможностями неограниченными»? И кто подчас несчастнее и слабее – они или же все-таки мы, двуногие и прямоходящие? Что мы теряем, заталкивая инвалидов в гетто, из которого, казалось бы, нет выхода – не только в переносном, но и в самом прямом смысле? И в чем они, несмотря на наше равнодушие, находят эти выходы?
На эти и другие вопросы ответили гости передачи «Без ответов» в эфире TUT.BY 9 ноября:
Дарья Лис, журналист, поэт, и Борис Бачковский, чемпион мира по танцам на инвалидных колясках, спортивный психолог, инструктор-методист физической реабилитации «Центра Реабилитации и Социальной Поддержки Инвалидов» Белорусского Общества Инвалидов.
Автор и ведущая — культуролог и литератор Юлия Чернявская.
………………………………………………………………………………………………………..
Главная мысль нашей сегодняшней передачи звучит так: «Я жалею тех, кто нас отвергает». Эта фраза принадлежит не мне, хотя передача для меня лично очень ответственная. Хочу представить вам людей, которыми я восхищаюсь, которых я уважаю. Я хочу, чтобы вы их видели, и пусть толика моего уважения и восхищения передастся и вам.
Итак, есть люди, которыми я восхищаюсь, — это те, кто живет насыщенной жизнью через «не могу», в то время как другие, с более удачным стечением обстоятельств, ноют и куксятся. Слова «Я жалею тех, кто нас отвергает» принадлежат журналистке, поэтессе Дарье Лис, которая сейчас присутствует здесь.
И если есть в моей жизни символ стойкости, мужества, чувства собственного достоинства и оптимизма — это человек, танцующий на инвалидной коляске. Когда-то Альбер Камю сказал: «Нет судьбы, которой не превозмогло бы презрение». Презрение к подведшей, предавшей тебя судьбе – самое завидное качество для каждого из нас.
За этот танец его исполнители в 1998 году получили в Японии золото мира. Причем, насколько я помню, они были первыми призерами в этой номинации. Его исполнитель Борис Бачковский, спортивный психолог, реабилитолог, педагог, – рядом со мной.
А вот запись из блога еще одной нашей героини, с которой мы обязательно встретимся в этой программе. Ее зовут Инга Татур, живет она в Бобруйске: «Прочла сегодня историю, как несколько лет тому школьная учительница из Оклахомы подобрала щенка-инвалида. Собаку назвала Фейс – «вера», веря в возможность для нее жить без передних лап. Фейс живет. Правда, пришлось нанимать специального тренера, чтобы научить ее ходить прямо. Научили. Ходит прямо. Живет очень активной жизнью, вдохновляет своим примером людей, разуверившихся в своих силах. А я смотрю на нее и думаю: сделали бы ей какое приспособление на колесиках вместо передних лап, не мучили бы животное. И еще думаю: у нас бы и в голову никому не пришло возиться с таким неполноценным щенком. Тут от людей с трудными диагнозами отказываются…».
Между этими размышлениями Инги и танцем Бориса и его партнерши Ольги Тетеркиной пролегает тема нашей передачи. Я не раз видела красивые улицы, запруженные народом: старички идут под ручку, молодежь целуется, идет полутанцуя, и рядом люди на инвалидных колясках – и всем весело, и все счастливы. Только одно «но»: я это видела не здесь, не у нас, а исключительно в Европе. Я видела в Ницце, в музее Шагала, красавицу-экскурсовода в инвалидной коляске, которая двигалась так просто, обыденно и привычно, и так легко вела группу, что я даже чувства восхищения не испытала: было видно, что человек делает свое дело, делает хорошо. Но на наших улицах подобных людей я не встречаю до сих пор.
На нашу передачу уже пришло несколько вопросов. Первый: «Отсутствие колясочников на улицах – это проблема техническая. Электроколяски, велодорожки, пандусы, лифты, съезды с бордюров, достаточно широкие двери – это же даже не нанотехнологии, а обычные бытовые потребности, причем потребности для всех людей, вне зависимости от состояния здоровья».
В связи с этим вопрос Даше: вы были когда-нибудь в кофейне, в кино?
Дарья Лис (Д.Л.): Так, я была. Гэта было ў Літве, у Варшаве, у Гданьску, але не ў Беларусі.
Борис, а вы?
Борис Бачковский (Б.Б.): Я инструктор-методист, обучаю других инвалидов-колясочников, как справляться. Я был и в кафе, и в ресторане, и в кинотеатре – у нас так тоже можно.
Сейчас предлагаю посмотреть маленький ролик о том, как у нас «легко» передвигаться человеку на коляске.
При просмотре ролика выяснилось, что Борис знает героиню. Кто это?
Б.Б.: Это Ира Дигилевич, член нашей городской ассоциации инвалидов-колясочников. До травмы она была кандидатом в мастера спорта по гимнастике, а сейчас в ассоциации колясочников заведует спортивным сектором.
Мы все время разглагольствуем о безбарьерной среде – я каждый день в газетах вижу заголовки про безбарьерную среду. Но когда у меня была травма, я столкнулась с тем, что этой среды вообще нет, я ее не вижу. Говорят о вине чиновников. Что мы тут можем делать: надеяться на них, надеяться на государство, на то, что кто-то нам создаст среду для инвалидов? Что необходимо в первую очередь для того, чтобы люди с ограниченными возможностями в передвижении могли интегрироваться в обществе?
Д.Л.: У першую чаргу, гэта, канешне, нармалёвая дарожная інфраструктура – безбар’ерная дарожная інфраструктура. Але ў большасці выпадкаў у Беларусі, пакуль чалавек не сутыкаецца сам, на сваім вопыте, з праблемай каляскі і перамяшчэння на ёй, ён не думае пра гэта. Нашы чыноўнікі, пакуль самі не сутыкаюцца з праблемай каляскі, сур’ёзна гэтым не займаюцца. На жаль, няма дзяржаўнай праграмы, якая працавала б дзейсна, вельмі добра і хутка. Штосьці робіцца, але вельмі павольна. Гэта такая праблема, якая адкладваецца на потым: пакуль мяне гэта не кранае, можна адкласці гэта на потым. Калі будзе дзейнічаць нармалёвая дзяржаўная праграма па безбар’ерным асяроддзі, калі на Беларусі будзе ўсё нармалёва з правамі чалавека, то ўсё будзе нармалёва і з правамі чалавека на калясцы. Гэта проста павінна працаваць, як нейкі механізм, алгарытм, незалежна ад твайго стаўлення да гэтай праблемы. Было б класна бачыць чыноўнікаў на калясках – у тым сэнсе, што чалавек, які вымушаны карыстацца каляскай, мае права стаць дзяржслужбоўцам. Гэта было б цікава і насамрэч прыкольна. І здаровым людзям таксама добра было б сесці на каляску і паспрабаваць праехаць на ёй.
У вас есть коляски, которые выдают, есть пенсии, которые платят. Положена ли квартира колясочникам? Кстати, когда их дают, квартиры как-то приспособлены к жизни?
Д.Л.: Я не сутыкалася з такой тэмай.
Б.Б.: Конечно, они не приспособлены, хотя я знаю, что в Каменной Горке уже строятся дома, первые этажи которых приспособлены для инвалидов-колясочников. Но основная масса инвалидов проживает в старых и неприспособленных квартирах. Даша правильно сказала о том, что людей, ответственных за эти виды работ, нужно сажать на коляски – тогда у нас на самом деле все это быстро продвигалось бы.
Я знаю много случаев, когда за границей сами инвалиды-колясочники берут на себя эти функции и следят за тем, чтобы были низкопольные автобусы, понижающие пандусы, бордюры.
Там людям даны полномочия, чтобы заниматься этим самим. Как сделать так, чтобы у нас давались такие полномочия? К кому мы должны обращаться?
Б.Б.: Могу сказать, как и Даша: посадить административных чиновников на коляски, пусть они проедутся и посмотрят, где нужно устанавливать пандусы, а где не надо. У нас сегодня очень много красивых и блестящих пандусов с поручнями, которые абсолютно не нужны, потому что там буквально одна ступенька. А часто бывает, что ты заезжаешь по красивому пандусу в магазин, а дальше начинаются вертикальные лестничные марши.
Такое впечатление, что проблема замазывается: для порядка мы ставим пандус, нам велено, а понимания того, как это будет, в голове ни у кого нет.
Б.Б.: Сегодня мы ни в коем случае не дадим замазать эту проблему. Но она решается очень медленно, не так, как нам бы хотелось. А раньше у нас такой проблемы вообще не было, потому что мы все сидели дома. В последние двадцать лет мы вдруг оказались на улице и мы требуем, и мы просим, а они никак не могут повернуться к нам лицом.
На наших форумах, когда мы говорим про инвалидов, обязательно найдется какой-нибудь персонаж, который напишет: «Мы их кормим». Наверное, имеются в виду пенсии инвалидов. Насколько они велики, эти пенсии? Насколько вас кормит государство и налогоплательщики? Хорошо? Сытно?
Д.Л.: Не вельмі. Гэта дзесьці сто долараў з хвосцікам, калі ты маеш працоўны стаж, які атрымаць цяжка. Мая пенсія прыкладна складае 400 тысяч беларускіх рублёў.
А сколько стоит коляска? Выдают их?
Д.Л.: Нармалёвая нямецкая каляска каштуе прыкладна 900 долараў, і гэта адзін з самых танных варыянтаў. Беларускімі каляскамі пратэзнага завода я карыстацца не магу – імі рэдка хто можа карыстацца.
Борис, а вы пользуетесь?
Б.Б.: Белорусской коляской я тоже не пользуюсь. Есть коляска «Пантера», которая полностью переснята со шведской коляски «Гепард», и она стоит сегодня 330 долларов. Но эти коляски выдаются бесплатно раз в пять лет органами соцзащиты.
А если сломается?
Б.Б.: Раз в год положен ремонт.
А если она будет ломаться чаще, то оказываешься без коляски?
Б.Б.: Да. Я уже 26 лет в коляске и считаю, что это, во всяком случае, самый удачный вариант отечественной коляски.
А сколько весит коляска нашего протезного завода?
Б.Б.: Та, которой мы бы не хотели пользоваться, весит в районе 12-15 килограммов.
Д.Л.: Больш – гэта ў раёне 20 кілаграмаў.
(Последующий комментарий Виктора Михальченкова из Лиозно: «Обычная белорусская коляска весит 26 кг: именно столько нужно сдать металла, чтобы получить новую».)
Б.Б.: Коляска, на которой я приехал сегодня, весит в районе 9 килограммов.
А льготы есть или нет?
Д.Л.: Невялікія льготы па аплаце газавага ацяплення і электрычнасці ёсць у інвалідаў першай групы, якія жывуць самастойна. Як інвалід першай групы, які перамяшчаецца на калясцы, і падчас у яго слабыя рукі, можа жыць адзін?
То есть если вы живете с папой и мамой, вам ничего уже не положено?
Д.Л.: Так.
Наш читатель задался таким вопросом: а нужны ли льготы? Есть ли от них какой-то толк, или, может быть, дать людям возможность получать некие пособия и пенсии побольше и зарабатывать самим? Об этом мы еще непременно поговорим. А сейчас вот о чем. Борис более мобилен, а вы, Даша, менее. Вам легко получить медицинскую помощь – как по основному заболеванию, так и помощь, например, стоматолога? Вы живете не в Минске, вы живете под Сморгонью, даже не в городе.
Д.Л.: Так. У Залессі, дзе я жыву, толькі год назад з’явіўся пандус, за што я вельмі ўдзячна былой старшыні нашага сельскага Савета. Яна выканала сваё абяцанне – пандус зрабіла. Да стаматолага можна з’ездзіць. Што тычыцца раённай паліклінікі, то там я даўно не была: на шчасце, не маю такой неабходнасці, таму спрабую як мага радзей трапляць да доктара. Напрыклад, зрабіць пратэзіраванне зубоў, з чым рана ці позна сутыкаецца кожны, значна цяжэй, таму што у нас там толькі прыступкі зроблены.
Борис, вы, наверное, не сразу стали таким потрясающе мобильным, как мы видели на экране. Что вы делали в советские времена, когда у вас, допустим, болели зубы?
Б.Б.: В советское время, примерно в 1988 году, мне нужна была помощь стоматолога. Мы вызвали на дом: я инвалид первой группы, и ко мне должны приезжать врачи. Они приехали, посмотрели, приняли решение удалять зуб. Стали удалять, у них не получилось. Послали «скорую помощь» за молотком. Все это время я сидел с открытым ртом и ждал. Потом приехали, в течение получаса пытались его выбить. В конце концов это получилось, но с тех пор я стал мобильным: я езжу в поликлинику.
Это стало еще одним толчком к мобильности? Я так понимаю, здесь комплекс чувств. Во-первых, боль, во-вторых, дикое унижение, когда ты зависишь непонятно от кого, кто совершенно не желает эту ответственность брать на себя. А вообще, на кого и на что нужно надеяться – на государство, общество, семью?
Д.Л.: Ёсць такая цудоўная прыказка: «На Бога надейся, а сам не плошай». Спадзявацца можна на што заўгодна і на каго заўгодна, а ў першую чаргу – на сябе і сваю сям’ю, на сяброў, калі яны ёсць. Па вялікім рахунку, наша жыццё – гэта наша жыццё: калі ты хочаш вучыцца, працаваць, Жыць з вялікай літары – гэта твая задача, ты павінен гэтым займацца. Варта, магчыма, узгадаць казачку пра жабак, якія трапілі ў слоік з малаком: адна збіла масла і выпрыгнула, другая патанула.
Акрамя таго, у любой сітуацыі ёсць людзі, якім насамрэч горш, чым табе. У мяне ёсць сяброўка Святлана Маршчацкая. Па вялікім рахунку, яна самастойна можа дыхаць і думаць. Але Света напісала цудоўную кніжку пра каханне, атрымала вышэйшую адукацыю дыстанцыйна ў суседняй дзяржаве, таму што ў Беларусі няма такой магчымасці, і жыве паўнавартасным жыццём. Калі ты ведаеш, што ёсць людзі, якім цяжэй, і яны не здаюцца, таксама не павінен здавацца. Калі ты ведаеш, што побач з табой бацькі, якія цябе любяць і падтрымліваюць, сястра, сябры, якія прыязджаюць, прыходзяць, дапамагаюць табе, а ты дапамагаеш ім, ты ведаеш, што ты ім патрэбна, і ты не здаешся.
Б.Б.: Даша правильно сказала, что надеяться надо на всех, но в то же время знать, что большая часть жизни зависит только от тебя. У меня ушло буквально три года на восстановление – с 1984 по 1987 год, я живу самостоятельно, жена у меня на коляске. Мы ни от кого не зависим, мы в спорте и всю жизнь работаем.
Хотелось бы, чтобы вы немного рассказали о вашей работе.
Б.Б.: Я – старший инструктор-методист в Центре реабилитации и социальной поддержки инвалидов Белорусского общества инвалидов. На сегодняшний день у меня в основном ментальные больные – с нарушением психофизического развития, и инвалиды опорно-двигательного аппарата и ДЦП.
Б.Б.: Задача нашего Центра – это курсы активной реабилитации, которые состоят из трех этапов. На первый этап мы набирали группу инвалидов с нарушением опорно-двигательного аппарата и с нарушением психофизического развития. При наличии данной категории инвалидов мы подбирали комплекс упражнений и в течение полугода проводили подобные занятия.
Когда прошли полгода и нам надо было набирать другую группу, эта группа попросилась не уходить, а остаться и дальше. Тогда мы поставили себе вторую задачу – развивать адаптивный спорт, который применим к подобной категории людей. У нас начались различные спартакиады, соревнования. Появились определенные результаты, и мы стали выставлять свою команду с другими общественными организациями инвалидов, стали завоевывать призовые места.
В 2005 году мы создали футбольный клуб «Олимп» и на сегодняшний день мы четырехкратные чемпионы Беларуси по этому виду спорта. Но этого нам показалось мало: мы вышли на общественную организацию Special Olympic, которая занимается только с ментальными больными, с инвалидами психофизического развития, и стали выступать и в этом направлении. В 2007 году мы выезжали командой в Китай на соревнования по легкой атлетике и настольному теннису, где взяли пять медалей по настольному теннису и четыре – по легкой атлетике. В 2009 году мы выезжали в Америку, в штат Айдахо, где выступали по шорт-треку. Наша команда из четырех человек взяла две золотые, четыре серебряные и три бронзовые медали.
Для наших ребят Центр реабилитации – это не просто уроки физкультуры. Ребята отмечают здесь дни рождения, находят друзей, создают себе определенный ритуал дня. Также мы работаем и с родителями: многие были закомплексованы и считали, что их детям ничего уже не дано в этой жизни. Теперь они гордятся ими, представляют своим родственникам.
Помимо того, что наш Центр занимается курсами активной реабилитации, у нас есть компьютерные курсы, музыкальный центр, где они также могут найти свое применение, есть группа по рисованию. Поэтому в нашем Центре проводятся курсы не только активной, но и комплексной реабилитации.
Каково это было – пробивать этот Центр, эти секции? Кто всем этим занимался?
Б.Б.: Как я уже сказал, этот Центр реабилитации относится к Белорусскому обществу инвалидов: он был построен на его средства и полностью принадлежит нашему обществу. Поэтому когда в 2001 году он был сдан, нам только оставалось наполнить его содержанием.
Сколько раз в целом ваши питомцы побеждали?
Б.Б.: Сейчас уже очень трудно сказать, сколько раз. Можно сказать о наших значимых достижениях: это и создание футбольного клуба «Олимп» среди инвалидов ДЦП, которые на сегодняшний день уже четырехкратные чемпионы Беларуси, а в состав клуба входит девять мастеров спорта; это и участие в Специальных Олимпийских играх с ментальными больными. Мы почти уже подошли к Паралимпийским играм: на сегодня футбольный клуб является сильнейшим в Беларуси, и мы надеемся, если нам повезет, попасть в 2012 году в Лондон.
Желаем удачи! Давайте посмотрим ролик с награждения ваших спортсменов в Айдахо.
А вам трудно летать на соревнования? Вы на коляске все-таки…
Б.Б.: Пока мы добрались до штата Айдахо, у нас было четыре пересадки на самолеты за два дня. Это было очень трудно и тяжело. Я боялся за ребят, но, слава Богу, выдержали и не потерялись в аэропортах. Был и личный досмотр, а, например, наш Олежек Колобов не понимает, почему днем, когда он еще не собирается спать, его заставляют раздеваться, и надо было тоже ему объяснять.
Мне кажется, насущным для многих людей с инвалидностью является отсутствие внятной системы по получению образования. Об этом нам пишут наши читатели: они пишут, что невозможно найти никакую работу, зарплату, и в результате это очень понижает социальный статус. Какие есть возможности для реализации? Борис, сколько лет вам было, когда вы попали в коляску?
Б.Б.: Двадцать три года.
Как вы получали образование?
Б.Б.: У меня был третий курс университета – тогда это был Белорусский политехнический институт. Конечно, я уже не смог бы дальше заниматься, и, конечно, меня оттуда отчислили. С первой группой по нашему Положению было категорически запрещено работать. На единственном комбинате, который мог предоставить какую-то работу инвалиду, нужно было клеить конверты, коробочки. Был еще цех, где можно было работать и получать удовольствие от работы: это была пайка жгутов для радиоаппаратуры. И то, что многие делали эту работу на дому, с нарушением всех санитарных норм, — это была заслуга руководительницы, которая разрешала это делать.
А государство делало что-то для того, чтобы вы себя чувствовали нужными?
Б.Б.: Дело в том, что в нашей реабилитационной карточке написано, что мы нуждаемся в постоянном уходе и имеем право работать только в приспособленных помещениях, которых на тот момент не было.
А жить при этом можно в неприспособленных помещениях, по улицам с барьерами надо ездить…
Б.Б.: Тогда на улицу мы не выходили.
Но у вас есть высшее образование. Как вы его получили?
Б.Б.: Я учился в Международном гуманитарном экономическом институте по специальности «социальная психология» с ориентацией на спортивную психологию. Там было очень много спортсменов, и наш заведующий кафедрой в прошлом тоже был спортсменом – он и сейчас преподает в Университете физкультуры. Он делал ставку на спортивную психологию. Там не смотрели, на коляске ты или нет.
Насколько я знаю, вы тоже ведете лекции в Академии физвоспитания.
Б.Б.: С 1 сентября я являюсь старшим преподавателем кафедры лечебной физкультуры отделения адаптивной физической культуры. Веду работу с инвалидами-спортсменами.
В общем, все сложилось. Я, правда, не могу себе представить, какие усилия для этого надо было прилагать. Даша, вы тоже имеете высшее образование. Это то образование, которое вы хотели иметь?
Д.Л.: Не, насамрэч, гэта не так. На свой выпускны баль я прыйшла ўжо студэнткай, але, на жаль, не таго ўніверсітэта, у якім я б хацела вучыцца. У адзінаццатам класе я вырашыла быць перакладчыкам або журналістам. Журналістам – таму што была дзіцячая і юнацкая журналістыка, быў «Переходный возраст», «Зорька», «Раніца», было юнкорства, супрацоўніцтва. Перакладчыкам – таму што я любіла французскую мову. Было два варыянты, у выніку ні адзін з іх не спрацаваў. У лінгвістычным універсітэце, па-першае, не было французскага завочнага аддзялення, па-другое, там няма ліфта і шмат прыступак. Окей, пойдзем на журфак – а на журфаку ліфт не працуе. Мне сказалі: “Атрымайце якую-небудзь іншую адукацыю. Вы можаце займацца журналістыкай без адукацыі”, што я, у прынцыпе, і раблю. Я пайшла на філфак Беларускага дзяржаўнага педагагічнага ўніверсітэта імя Максіма Танка, таму што на філфаку БДУ няма ліфта. Зразумела, што БДУ – гэта больш крута, і я б хацела вучыцца там, але я не шкадую: былі цудоўныя выкладчыкі, аднакурснікі, людзі, якія дапамагалі з канспектамі. Была цудоўная выкладчыца сучаснай беларускай мовы – на жаль, яе ўжо няма ў жывых – Тамара Мікалаеўна Трыпуціна, якая дала пачуццё і веданне мовы, за што я вельмі ўдзячна. Яна была таксама адной з тых людзей, якія пастаянна падштурхоўвалі мяне займацца журналістыкай і пісаць штосьці сваё.
Я скончыла філфак педагагічнага ўніверсітэта, супрацоўнічала з “Новай газетай Смаргоні”, якую зачынілі па розных прычынах. Вельмі шкада – газета была класная. Потым быў перапынак: не магла знайсці сябе, таму што, згадзіцеся, інвалід на калясцы, ды які яшчэ не жыве ў Мінску, — гэта экзотыка. Так што, “дзяўчына, ішлі б вы ў бухгалтары” – магчыма, многія рэдактары так думалі. Але некаторыя ўсё ж такі далі мне шанец. Я цяпер супрацоўнічаю з газетай «Свободные новости плюс» і кожны дзень пішу фельетоны для Радыё Рацыя – гэта беларуска-польскае радыё, дзе мне таксама далі шанец і дзе ў мяне ёсць свой добры кавалак працы.
Я знаю, что вы оплатили для себя и своих близких путешествие.
Д.Л.: Гэта было не зусім так: я аплаціла меншую палову расходаў, але я вельмі рада, што змагла зрабіць гэта – змагла дапамагчы тату аплаціць дарожныя расходы. Гэта было здорава.
А куда вы ездили?
Д.Л.: Мы ездзілі ў Гданьск. Я вельмі люблю мора, і калі ў цябе наперадзе Балтыка, як у апошнія гады, — гэта здорава, гэта падтрымлівае.
А в Гданьске вас тоже возили, как папа сегодня вас привез?
Д.Л.: Гэта паходны варыянт. Насамрэч я карыстаюся электракаляскай, і ў Гданьску я спакойна магла зайсці ў бар на пляжы, заехаць у кавярню, у касцёл.
А в Минске?
Д.Л.: Па шчырасці, у Мінску апошнім часам я бываю так хуценька і па справах, што ў мяне няма нават часу на кавярні. Ды я і не рызыкую, ведаючы нашу дарожную інфраструктуру.
А кем вообще может работать колясочник? Вы сказали: «Девушка, идите в бухгалтеры», — а я не видела бухгалтеров на колясках.
Д.Л.: Я таксама. Хай мне хтосьці з нашых чыноўнікаў ад адукацыі, ад фінансаў растлумачыць, чаму не можа быць нармалёвы праграміст, бухгалтар, юрыст, эканаміст на калясцы. Ладна, я займаюся журналістыкай – гэта ў любым выпадку прафесія неспакойная: трошкі экзатычная, напружная, актыўная. Чаму не бухгалтар? Чаму не даць чалавеку магчымасць атрымаць адукацыю бухгалтара, потым працаваць на нейкім прадпрыемстве? Прытым, ён плоціць падаткі дзяржаве, падтрымлівае яе, а не ходзіць з працягнутай рукой і не просіць: дайце мне што-небудзь, таму што я інвалід-калясачнік.
Таким образом, безымянному уроду на форуме, который с возмущением пишет о том, что мы, дескать, вынуждены кормить бессильных и слабых, нечего вам ответить: по-моему, вы оба счастливо зарабатываете на жизнь сами.
Д.Л.: Я са сваіх ганарараў таксама падаткі плачу, правільна? Я плачу – гэта не “шэрыя” схемы якія-небудзь.
Так, как Борис, вряд ли многие смогут – это фантастическая сила преодоления. Борис, а кем бы могли работать ваши товарищи по проблемам?
Б.Б.: Существует трудовая рекомендация, которую тебе дают органы соцзащиты, где ты имеешь право работать сидя в коляске.
Д.Л.: Гэта глупства, па-мойму.
Б.Б.: Конечно, я так и говорю: почему, если я хочу и могу там работать, вы должны меня ограничивать какими-то профессиями?
Д.Л.: І што, сур’ёзна ёсць такія абмежаванні?
Б.Б.: Да. Поэтому я был очень неспокойный их «пациент», и они написали: «Имеет право работать в специально созданных условиях». Это для меня было отдушиной: я создал себе специальные условия – реабилитация с детства, реабилитация взрослых, которые стали инвалидами, и с тех пор я работаю по реабилитации. Ко мне уже претензий ни с какой стороны нет.
С другой стороны, есть еще такой момент. Дело ведь не только в безбарьерной среде, а в том, как к людям относятся. По-моему, нет элементарного понимания, что человек на коляске совершенно ничем не отличается от других людей, кроме того, что он на коляске. Хочешь – ты сядь на коляску, и ты тоже будешь человеком на коляске. Меня очень впечатлило знакомство – заочное, но очень приятное для меня — с одним из наших героев. Давайте посмотрим ролик Дмитрия Соловья, где этот человек рассказывает про свою жизнь.
Дмитрий Соловей: Есть мнение, что человек с ограниченными возможностями редко может быть счастлив, что это невозможно. На самом деле, это далеко не так. На собственном примере могу сказать, что мне очень повезло: я встретил свою супругу, она абсолютно здорова, и такой случай – скорее, исключение из правил. Редко здоровый человек смотрит на того, у кого есть какие-то ограничения. Рецептов, как правильно найти себе спутника жизни, как таковых нет. К сожалению, наше общество основано на мнении, что нужно встретить здорового партнера, который должен быть идеальным. Если у него есть какие-то физические недостатки, это уже проблема.
Сейчас у меня есть две замечательные дочки, и я полноценно справляюсь с обязанностью папы. В то же время я успеваю работать, учиться, заниматься проектом по безбарьерной среде. Нет особых ограничений: я могу и гвоздь забить, и сделать практически все, что угодно. Да, в некоторых функциях или работах на высоте выше метра пятьдесят мне нужна какая-то помощь, но я могу даже сходить в магазин. Большинству людей непонятно, что человек с ограниченными возможностями вообще что-то может. Они считают, что все висит на жене – и дети, и я, что она несет какой-то крест. Все возможно: если делается вместе, если есть любовь, любое препятствие можно преодолеть.
Это история человеческого характера. Есть любовь, двое детей – шестимесячные девочки-двойняшки. Дима учится, работает на нескольких работах. Но я опять вижу, что все дело в человеческом характере, а не в том, что кто-то пришел и помог. Но, извините, не все такие сильные, как вы. Есть люди слабее, им нужна помощь. Я очень хочу, чтобы чиновники и вообще все, от кого это зависит, посмотрели эту передачу и немного подумали, что это такое.
Я спрашивала у вас, были ли вы в кино. А в театре вы были?
Д.Л.: Аднойчы была ў тэатры ў Маладзечна. Там класны, утульны тэатр, але, на жаль, шмат прыступак. Да таго ж, фішка ў тым, што мой татка вельмі шмат працуе, таму выбрацца кудысьці падчас бывае цяжка з-за яго занятасці. Сама я не магу паехаць, мяне трэба насіць на руках. Было б здорава паехаць з мамай, але прыступкі – іх зашмат.
А какие есть варианты для людей, которые любят искусство, которые хотели бы видеть новые спектакли, новые выставки? Слава Богу, теперь появился интернет. Благодаря Даше я познакомилась с замечательной женщиной Ингой Татур. Инга кроме всего прочего ведет блог и искусствоведческую колонку в нем. Хотелось бы дать слово Инге.
Инга Татур: Интернет дает общение, дает возможности движения независимо от того, можешь ты двигаться или нет. Без интернета было бы очень сложно себя реализовать. Он расширяет не только твой кругозор, он дает тебе возможность быть активной: не переключать каналы, а самой где-то что-то писать, вести блог, общаться с людьми, с кем-то дружить, знакомиться, встречаться. Это все благодаря интернету. Я пришла в интернет, посмотрела, потихоньку, шаг за шагом узнавала что-то. Даже мой блог на TUT.BY не сразу стал таким, какой он есть сейчас. Я искала свои интересы: сначала мне просто хотелось писать свои переживания, свои чувства о том, как мне трудно, одиноко, но потом я поняла, что мне самой это неинтересно писать. Стала искать тему, чтобы не просто рассказывать о себе, а говорить о том, что мне интересно. Допустим, мне интересна живопись: попасть в выставочный зал невозможно, потому что там очень много ступенек, а в интернете я могу найти любую галерею, посмотреть художников, а потом поделиться своими впечатлениями с читателями. Когда я захожу на «Акавиту» и вижу, что кто-то из Германии зашел на блог и по тэгу «живопись» просидел два часа, я понимаю, что не зря это делаю. Значит, нужно написать что-то еще. Это дает заряд позитива и желание двигаться дальше.
Я так понимаю, что дело не только в том, что все колясочники решительно во всем ограничены, а еще в том, в каком месте живет человек. Инга в Бобруйске, вы, Даша, в Залесье, Борис и Дима в Минске.
Б.Б.: Конечно, столица есть столица. На сегодняшний день многое делается для того, чтобы инвалиды-колясочники тоже могли посещать тот же театр, например. Но очень часто бывает так, что вам не хотят продавать билеты, как это случилось со мной, когда я с женой хотел попасть в оперный театр. Когда мы стали выяснять, почему так, нам сказали, что там собирается бомонд, и будет не очень приятно рядом увидеть инвалида. Хотя буквально за месяц мы посетили спектакль в оперном театре, к нам очень хорошо отнеслись, лифт включили – все было, как положено. Буквально через месяц захотели пойти опять, и нам такое выдали.
Я бы больше туда никогда и не пошла, но я понимаю, что вы человек упрямый.
Б.Б.: А мы больше и не ходим.
А может, и надо идти, чтобы им портить «пейзаж»?
Д.Л.: Мая нямецкая каляска каштуе больш за іх смокінг. У чым праблема?
Есть ограничения в культурной жизни, ограничения в личной жизни. Скажите, вас воспринимают как людей, которые вправе жениться, создавать семьи, выходить замуж, носить белое платье, рожать детей? Или для общества вы «бесполы»?
Д.Л.: Па-рознаму – гэта чалавечы фактар. Па вялікім рахунку, ты робіш тое, што лічыш патрэбным. Як да цябе людзі ставяцца – гэта ўжо іх праблема. Але ёсць такое стаўленне, так. Максімум – прафесія, асабістае жыццё – так.
Б.Б.: Вам дают право ничего не делать.
Д.Л.: Так, насамрэч. Сядзіце дома, не вучыцеся, не працуйце.
Да, никуда не выходите, не любите, не дай Бог. У нас есть еще одна героиня, Катя Суховеева, тоже из Бобруйска. Она только что вышла замуж. Катя, мы вас поздравляем, счастья вам! Нам бы хотелось вас увидеть и услышать.
Катя Суховеева: Личное счастье, семейная жизнь, интимные отношения – к сожалению, такие простые и очень важные вещи в нашем обществе относятся к категории «не для людей с ограниченными возможностями». Действительно, если мы посмотрим вокруг, — все эти бордюры, лестницы, предвзятое, иногда враждебное отношение сводит возможность найти свою вторую половинку практически к нулю. Мне повезло: три месяца назад я выходила замуж. Хочу сказать, что в моем городе очень много магазинов с замечательными пандусами и при этом ни одного загса. Видимо, кто-то решил, что покушать колбасы для человека на коляске значимо, а выйти замуж и жениться – это не нужно. Но атрофия мышц не означает атрофию чувств. Как будущий психолог, специалист в области семейных отношений, могу сказать, что основу гармоничных супружеских отношений, в том числе и интимных, составляет самопринятие. У нас эту основу отнимают с детства: окружающие, очень часто близкие, врачи постоянно говорят, внушают, что мы не такие, как все, не такие, какими должны быть. Но задумайтесь: на самом деле ограничения есть у всех в той или иной степени. Вы можете взобраться на Эверест? А кто-то может. Вы можете сесть на шпагат? А кто-то может. Может быть, если наше ограничение существеннее и больше, это не повод превращать это в проклятие.
Что должен делать инвалид в таком случае? Тихо сидеть, ждать милостей от кого-то, действовать или, может быть, собираться в некие ассоциации и что-то менять общими усилиями?
Б.Б.: Конечно, легче всего решать вопросы в коллективе. Мы пошли по этому пути и создали Ассоциацию инвалидов-колясочников – как республиканскую, так и в каждом городе.
Но у любого человека есть два пути: ничего не делать и ждать милости от судьбы и окружающих или бороться. Приходится бороться – а что делать?
Даша, а почему вы нас жалеете? Первая фраза передачи – это ваша фраза из нашей предварительной беседы.
Д.Л.: Мне шкада людзей, якія не разумеюць, што гэты свет вельмі розны. Ён цікавы менавіта тым, што ён розны. Хтосьці не можа забрацца на Эверэст, як правільна сказала Кацюша, а хтосьці можа. Той, хто забраўся, можа расказаць пра гэта. Хтосьці не можа чуць, хтосьці не можа бачыць, хтосьці не можа танцаваць, хтосьці не можа чагосьці іншага. Прабачце, можа, вы не зробіце харошага інтэрв’ю, а я зраблю. Усе мы розныя. Калі вы не разумееце гэтага і не прымаеце мяне толькі таму, што я перамяшчаюся інакш, то гэта ваша праблема, а не мая. Я шкадую тых, кто не разумее разнастайнасці свету.
Б.Б.: Человек в коляске жалеет здоровую часть общества?
Д.Л.: Ну, так. Падчас я магу пашкадаваць алкаголіка. Напрыклад, адзін з маіх знаёмых, малады хлопец, – запойны алкаголік. І калі мы з ім выпадкова сустракаемся, то я скурай адчуваю, што ён мяне шкадуе. А я яго шкадую, таму што ён сваё жыццё проста прапівае.
Значит, вопрос стоит не только в доброжелательной коммуникации людей здоровых и людей менее здоровых. Мне кажется, этот вопрос надо бы иначе повернуть: пока у нас нет доброжелательной, нормальной коммуникации между людьми как таковыми, до тех пор у нас нет партнерского, доброго отношения к людям, которым повезло меньше. А может, и больше, потому что я четко вижу, что Даша и Борис – люди гораздо более сильные, чем большинство моих знакомых и чем я сама.
Даша – поэтесса. Может быть, прочтете одно из своих стихотворений?
Д.Л.: Па шчырасці, не люблю чытаць свае вершы. Штосьці чытну наўгад з кніжкі “Вясновы джаз”. Гэта мая першая кніжка, у чымсьці, магчыма, наіўная, максімалісцкая, але яна першая – за гэта я яе і люблю.
Пазл
Збіраю па частках
Сваю незалежнасць
І веру, што пазл
Супадзе
Непазбежна.
Я веру
Святлу і веры.
Каханню
Не на паперы,
Ні ў Сеціве:
У супярэчным –
Тут i цяпер – свеце.
У кожнага – свая мяжа
Ды мера,
Чорныя дзіркі,
Агеньчыкі ў змроку –
Я веру.
Ты ведаеш…
Гэты верш я напісала сваёй маме, свайму лепшаму сябру.
Спасибо. Борис, что бы вы хотели пожелать нашим зрителям и читателям – вашим зрителям и читателям?
Б.Б.: Я уже говорил, что был участником Специальных Олимпийских игр, которые проходили в Китае в 2007 году. Мне понравился лозунг этих соревнований: I Know I Can – «Я знаю – я могу».
В завершение нашей программы я хочу принести глубокие благодарности Екатерине Суховеевой и Инге Татур из Бобруйска, Дмитрию Соловью из Минска, Светлане Морщацкой из Чисти. Огромная благодарность Виктору Михальченкову из Лиозно, с подачи которого и возникла идея этой передачи и появились первые контакты. Витя, спасибо Вам.
