Этот врач по-хирургически сдержан и неэмоционален, он пересаживает хрящевые клетки и оперирует практически каждый день. «Комсомолке» Олег Эйсмонт рассказал о том, зачем ортопеду молоток, почему взрослым нежелательно кататься на горных лыжах и чем болеют сами врачи.
— Бывает, потянешься — и услышишь, как что-то хрустнуло. Это уже повод обращаться к таким врачам, как вы?
— Хруст может быть поводом обратиться к врачу. Но не к ортопеду, а к ревматологу. Мы, ортопеды, лечим суставы хирургическим путем — меняем, подправляем внутри, подсаживаем хрящ, ровняем ноги, снимаем неправильные нагрузки с суставов. Если стадии заболеваний поздние и сустав разрушился, мы поставим новый, искусственный.
— И сколько раз можно менять сустав?
— Сколько угодно, но лучше не менять вообще. Суставы меняют по разным причинам — по износу, расшатыванию, инфекции. Будущее, наверное, не за эндопротезированием суставов, это тупиковый путь, но альтернативы пока нет. Все биотехнологии пока в стадии эксперимента.
— Это вы про выращивание клеток?
— Про них. И про выращивание целых участков тканей и даже органов. В перспективе такое будет возможно. Пока же можно только фантазировать. Вырастить тот же коленный сустав целиком из родной ткани и пересадить человеку – это фантастика, которая имеет под собой основания. Выращивание и трансплантация тканей идет, хотя 50 лет назад не было даже таких слов.
Говорят, нервные клетки не восстанавливаются, так и клетки суставного хряща у взрослых людей не восстанавливаются. Они изнашиваются, травмируются. Если участок хряща повредить — в этом месте он больше не вырастет.
— Как в будущем будет выглядеть ваша профессия? Врачи будут выращивать кусочек хряща, подсаживать его пациенту — и болеть не будет?
— Мы к этому стремимся. Сейчас вырастить хрящик не проблема — эти технологии неплохо отработаны и в мире, и у нас. Основная проблема в пересадке и дальнейшей его интеграции в свой хрящ, чтобы новые клетки не отмирали, а жили.
Иногда пациенты, услышав про выращивание клеток, говорят: «Экспериментируйте, буду первым». Но пока идут лишь экспериментальные работы. Дойдет до клиники, тогда мы скажем: «Добро пожаловать».
— А пересаживать кусочек своего хряща сегодня можно?
— Конечно, и мы это делаем. Но показания для таких операций достаточно узкие. Когда у пациента развивается артроз, этот вариант не подходит. Артроз — это старение хряща, это может случиться и в 30, и в 40 лет, а может начаться в 60 — 70 лет.
— Артроз — это боли, которые называют отложением солей?
— Именно. Только в суставах ничего не откладывается, а тем более соль. На самом деле идет поверхностное стирание хряща. Сустав начинает болеть, когда разрушающийся хрящ начинает раздражать окружающие мягкие ткани. Иногда бывает, что хрустит, но не болит, поскольку еще не воспалились ткани. Но воспалятся рано или поздно.
«ЗДОРОВЫЙ СУСТАВ МОЖНО УБИТЬ, НЕ ДВИГАЯСЬ»
— Как двигаться правильно, чтобы не было проблем с суставами?
— Прежде всего нужно пересмотреть нагрузки. Вес тела — даже не обсуждается. Каждый лишний килограмм — колоссальная нагрузка на суставы. Это не значит, что нужно сильно худеть, вес должен соответствовать конституции. Если суставы уже начали страдать, то человек должен отказаться от стоячей работы, прыжков, бега, ходьбы по лестнице, нельзя носить тяжести. Но двигаться нужно обязательно — лежа, сидя, плавая, на велосипеде. Суставы живут в движении. Стоит здоровый сустав молодого человека заковать в гипс на пару месяцев — сустав просто погибнет, превратится в страшнейший артроз.
— А если человек здоров, в движении себя стоит ограничивать? Может, по лестнице вообще лучше не ходить, если на нее так суставы реагируют?
— Если человек здоров, то нагрузки должны быть обязательно, надо много ходить, и по лестнице тоже, бегать. Просто нельзя себя перегружать. Спорт высоких достижений здоровья не добавляет, а совсем наоборот.
— Любой?
— Вероятность получения травмы есть в любом спорте. Разве что шахматы и шашки — и то можно при взрыве эмоций доской по голове получить. Дело не только в травмах, а еще в заболеваниях опорно-двигательного аппарата, суставов, мышц, связок вызванных перегрузками. Это все со временем накапливается. Как от них предохраниться? Да, наверное, никак.
— Значит, детей в спорт не отдавать?
— Каждый решает сам. Но физкультура — это здоровье. А спорт — нет.
— Но ведь с травмами к вам попадают не только профессиональные спортсмены.
— Но в основном это люди, которые занимаются каким-то видом спорта для себя. Вот катаются на тех же горных лыжах. Что это? Спортивная травма? Или бытовая, досуг?
— Так что же, на горных лыжах любителям не кататься?
— Это очень травматичный вид спорта. Одно дело, когда в Австрии ребенок начинает одновременно ходить и кататься на лыжах с гор. Тогда и координация движений, навыки остаются навсегда. Когда же человек в 40 — 50 лет впервые встал на горные лыжи — это огромный риск получить тяжелые травмы, иногда позвоночника, но чаще суставов. Современные лыжи хоть и отстегиваются, когда лыжники летят кубарем, но все равно человек травмируется страшно.
В советские времена, в 80-х, я отдыхал в Приэльбрусье. Тогда попасть на канатку с лыжами можно было, только предъявив удостоверение либо первого разряда по горным лыжам, либо кандидата в мастера спорта. Иначе пожалуйста, садись на эту канатку, но без лыж. Такое вот ограничение, чтобы люди не покалечились.
— И какой спорт самый опасный?
— Опасны игровые контактные виды спорта и единоборства. Как ни странно, один из самых травматичных игровых видов спорта — баскетбол, а не футбол и не хоккей — он вообще в конце списка стоит. Наверное, амуниция, группировка и готовность удариться о борт защищают.
— А плавание? В воде не упадешь.
— Там заболевания от перегрузок. Как раз таки плавание мы рекомендуем при реабилитации после всех травм. Но в плавании в смысле спорта — тоже немного хорошего.
— А растяжка полезна? На шпагат садиться?
— У американцев в любой реабилитации всегда прописана растяжка. Но опять-таки, если никогда не занимались гимнастикой, а в лет 40 и старше решили заложить ногу за голову — это небезопасно. А растягиваться потихоньку можно.
«КАБЛУК — ВРЕДНО, НО ОТ НЕГО ВСЕ РАВНО НИКТО НЕ ОТКАЖЕТСЯ»
— Есть предрасположенность в болезнях суставов?
— Мнения специалистов разнятся. Но никто меня не переубедит в том, что практически в любой патологии, в том числе касающейся суставов, есть определенная наследственная предрасположенность.
— Раз уготовано, берегись не берегись, проблемы будут?
— Если беречься — проблемы наступят в 60 лет, не беречься — в 50. Другой особо не бережет себя — у него к 100 годам. Да в принципе любое заболевания, за исключением кирпича на голову, имеет какую-то наследственность, которую нельзя сразу определить и увидеть.
— Ну а на каблуках можно ходить?
— Любой каблук — это всегда плохо. По одной простой причине: человек, когда формировался, не ходил в обуви. Его стопа формировалась для того, чтобы ходить босиком по земле. На каблуке стопа не работает, как положено. Но не станет же весь мир ходить босиком или в кроссовках.
«У КАЖДОГО ЧЕЛОВЕКА, У КОТОРОГО БОЛИТ НОГА, ЕСТЬ ПРОБЛЕМЫ С ГОЛОВОЙ»
— А вы каким спортом занимаетесь?
— Раз в неделю играем в футбол в клубе, который сформировался из врачей еще со времен мединститута. А что касается пробежки и прогулки… Я этим не занимаюсь. Домашних дел хватает — все, что могу, делаю сам. Мне не нужен ни каменщик, ни столяр, ни слесарь, ни электрик.
Да и операции у нас разные: есть эндоскопические, когда вводится оптика, мелкий инструмент и нужно делать много мелких и точных движений. А есть эндопротезирование сустава. Как бы это ни звучало ужасающе для людей, не связанных с медициной, при таких операциях, бывает, нужно размахнуться и ударить молотком.
Нагрузку вполне можно давать себе и на даче. Если есть газон, хлопот с ним будет больше, чем с картошкой. Я на даче стараюсь все строить сам. Так и отвлекаюсь от мыслей рабочих. Если о том, чем мы занимаемся на работе, думать круглые сутки, можно рехнуться.
— А хирурги от каких заболеваний чаще всего страдают?
— Немногие хирурги доживают до пенсионного возраста. Это связано с эмоциональными перегрузками, с дежурствами. Мы постоянно общаемся с людьми, причем с больными. У каждого человека, у которого болит нога, есть проблемы с головой. И это выражено в той или иной степени. Он уходит в свою болезнь, в свою ногу, руку. А если болезнь длительная, хроническая, сделано несколько операций, все это в голове накапливается. Вот была у человека проблема, и нет ее — прооперировали. А он все равно хромает. В медицине существует такое понятие — «проприоцептивная чувствительность». Рецепторы обрабатывают информацию, грубо говоря, о положении человека в пространстве, положении ноги или сустава в момент движения и передают ее в мозг. Вы же когда идете, не думаете, как ногу поставить, как ее согнуть, какая мышца напрягается? Восстановление утраченных связей между рецептором и мозгом — это сложно.
— А сами хирурги, что в голове держат?
— Невероятную нагрузку от ответственности. Сколько бы ни оперировал, никогда не позволял себе сказать: «Ай, с большего нормально». В основном все стараются делать настолько хорошо, насколько могут. Бывает, когда во время операции что-то идет не так, как хотелось, тогда лучше выругаться на самого себя прямо в операционной. Это снимет стресс. Отрицательную энергию надо выпускать.
«У НАС БОЛЬНИЦА — ЭТО ДОМ ОТДЫХА»
— Суставы вовсю лечат растираниями, сабельниками. Что-то из народных методов помочь может?
— Массаж никому никогда не вредил. Но все натирания должны быть по показаниям. Если при каком-нибудь артрозе нет онкологии, при которой нельзя греть больное место, растирайте, пробуйте любые народные средства, которые вам будут помогать. Но только без всякой ерунды и экстремальности: не нужно ходить по углям и обкладываться мочой. А какие-то травы лечебные, грязи — почему бы и нет. Помогает капустный лист? Ну, хуже не будет, а если поможет, хоть и психологически, прикладывайте. Но сначала нужна консультация врача.
— А что точно поможет?
— Реабилитация. За границей ей уделяют огромное значение, в частных клиниках на оборудование для реабилитации тратятся не меньшие деньги, чем на операционные. Там человека прооперировали и не дают лежать, его мучают с утра и до вечера два инструктора. У нас же больница — дом отдыха, прооперировали — и лежи. В ортопедии от реабилитации зависит 80% успеха в лечении. От операции — только 20!
— Вы много учились за границей.
— Стажировок было немало, в основном за счет западных фондов. И они ничего не хотят в ответ. Даже, наоборот, иногда одним из требований при получении гранта для обучения является условие возвращения и работы на родине. Я интересовался: зачем они финансируют наши стажировки? Неофициально, конечно, говорят, что заинтересованы в том, чтобы мы стали людьми западного образа мышления, что это помогает сближать страны. Никому не нужны вражда и войны. Я поехал в первую стажировку в 1994-м. Смотрели на меня как на с луны свалившегося: а что, у вас там людей лечат? Больницы есть? Сейчас отношение к нашим специалистам нормальное, как к равным. В постсоветском пространстве мы в нашем Республиканском научно-практическом центре травматологии и ортопедии некоторые операции и методики внедрили раньше соседей. В центре также на высоком уровне ведутся научные разработки в области травматологии и ортопедии, обучаются специалисты из всех регионов Беларуси и из-за рубежа.
— Как доктором стали? Мечтали?
— Мне было вообще все равно, куда поступать. Отец, врач-хирург, сказал: «Пойдешь в медицинский» — и я отнес документы на стоматологический факультет. Отец вернулся с охоты, узнал, что факультет не лечебный, и повез меня перекладывать документы. А дальше затянуло. Через год-другой уже и не вспоминал, что мог стать кем-то другим. Моя сестра тоже доктор. А вот наши дети в медицину уже не пошли.
— Убеждали?
— Да, говорили, что на старости лет кто-то должен и нас лечить. Но, увы, престиж профессии очень резко упал. Например, в США врач после окончания университета пять лет готовится к своей специальности в резидентуре. И в это время жизни у него нет. У каждого в клинике есть своя малюсенькая комнатка, матрас на полу или спальник. Но при этом молодые врачи прекрасно понимают, что, когда всему научатся, смогут стать очень богатыми людьми. У нас же уравниловка оказывает негативное влияние на качество работы врачей.
— Не жалеете, что на Западе не остались?
— Нет. Мой диплом на Западе подтвержден, но мне там неуютно, здесь я родился и по этому Минску ходил, здесь делал первые шаги в медицине. В Беларуси есть те же перспективы профессионального роста, надо только следить за тем, что делают твои коллеги в мире, развиваться, не стоять на месте. К тому же в Беларуси — мои корни. Я не знаю, где точно был расстрелян в 1937 году мой дед, но в Куропатах я поставил ему крест, приношу цветы. А в последнее время занимаюсь историей рода Эйсмонтов, герб у нас свой есть, собираемся на большие международные съезды рода. Знаем, что Эйсмонты пришли сюда на службу в ВКЛ, впервые фамилия упоминалась в 1528 году в перечне войска ВКЛ. И как отсюда уехать?
ДОСЬЕ
Олег Эйсмонт, 48 лет, доктор медицинских наук, доцент, заместитель директора по научной работе, заведующий лабораторией патологии суставов и спортивной травмы РНПЦ травматологии и ортопедии.
В 1990-е проходил годовую стажировку Германии. Неоднократно стажировался в США, Швейцарии, Австрии. В 2000-х первый в Беларуси выполнил уникальные операции по пересадке хрящевой ткани в коленном суставе, взятой у самого пациента.
Является автором 18 патентов, 150 публикаций в научной литературе.
https://www.kp.ru/
