Игорь Стрига, директор «Центра бытовых услуг 124», капитан сборной Беларуси по баскетболу на колясках, 8-кратный чемпион Беларуси в этом виде спорта, — один их тех, про кого можно с уверенностью сказать: вот это настоящий мужик. Компанейский директор в кедах и ярких желтых носках охотно говорит о браке, бизнесе и спорте. Один момент. Игорь уже 20 лет в инвалидной коляске.
«Центр бытовых услуг 124» — это новая бизнес-идея. Суть в том, что человек может позвонить по номеру 124 в любое время суток и решить любые бытовые проблемы. Нужно сделать ремонт под ключ? Без проблем. Украсить елку? Пожалуйста. Достать хомяка из-под холодильника? Легко. Но «124» — это еще и социальный проект. В команде 70% людей — инвалиды, работает много колясочников.
— Мои ребята — ну какие они инвалиды? — недоуменно смотрит на меня Игорь Стрига. — Занимаются спортом, зарабатывают деньги, тащат семьи и еще успевают куда-то съездить отдохнуть, смотаться на соревнования. Не знаю, можно ли их вообще называть инвалидами. Открытые у всех лица. Вот посмотрите через стекло [Игорь протягивает руку — прим. Onliner.by] — видите парня в инвалидной коляске? Это мой заместитель, моя правая рука, такой кусок работы на себе тащит! Устроился сюда два года назад диспетчером, а теперь зарабатывает нормальные деньги.
А когда приходит инвалид, его сразу видно. Вот приезжает он с мамой. Смотришь ему в глаза, спрашиваешь: «Как тебя зовут?» Мама отвечает: «Его Сережа зовут». Я говорю: «А сколько тебе, Сережа, лет?» Мама в ответ: «Ему 34 года». Понимаете, 34 года, а она вместо него разговаривает, пока сын смотрит куда-то в сторону!
Я инвалидов не жалею. Чего жалеть-то? Из-за такого отношения у инвалида формируется чувство, что ему все обязаны. Это оттого, что не могут сделать ничего больше, кроме как пожалеть. А жалость эта никому не нужна. Дайте человеку возможность выйти из дома, дайте нормальную работу, на которую он захочет ходить, и вы забудете, что у нас в стране есть какие-то убогие, юродивые инвалиды, которых надо жалеть.
Ведь какую работу предлагают сегодня инвалидам? Плести венки, розетки какие-то крутить. Механическая работа. Привезут груду запчастей — и ты их сиди клепай… И вся твоя трудовая адаптация на этом заканчивается. А у нас есть чем гордиться в этом смысле. Ко мне на работу приходят люди, которые компьютер в своей жизни видели только один раз, и то издалека… Но мы всему обучаем: С++, Acсess, целая куча офисных программ, клиентинг, продажи, холодные звонки, горячие, входящие, исходящие… Я ищу коучеров, бизнес-тренеров, которые профессионально занимаются обучением таких специалистов, и два раза в месяц обязательно проводим тренинги. Вкладываемся в обучение, потому что не хочется работать на уровне среднего века, а хочется иметь хороший колл-центр, который красиво говорит и четко работает. Правда, все эти коучеры стоят серьезных денег, но есть ребята, барышни, которые отзываются и обучают инвалидов бесплатно. Такая помощь нам очень нужна.
Но открывать убыточные проекты, лишь бы трудоустраивать туда инвалидов, — смысла в этом я не вижу никакого. Нужно зарабатывать деньги и платить достойную зарплату, чтобы не ходить и не клянчить у всего света. Человек сам выбирает: либо он зарабатывает, либо ему хватает 1,2—1,4 млн пенсии в месяц, потому что он поздно просыпается, рано ложится и мало кушает. Вот у меня диспетчер, девушка в коляске, сегодня сняла с карточки зарплату — 4,4 млн чистыми. И это только диспетчер. Причем колясочники работают дома, на удаленных местах гораздо лучше, чем здоровые люди. Потому что у тех и борщ, и дети, и сессия, и пятое-десятое. И вообще, какой нормальный здоровый человек будет работать на дому?
У нас все лечат инвалидов. Что-то капают, колют, какие-то сосудорасширяющие… А от чего их лечить, особенно колясочников? Этого я понять не могу. Вот Швеция — самая социально защищенная страна. У них инвалиды отказываются от пенсии и идут работать. А в Беларуси постоянно лечат. А чего лечить-то? Пускай он позанимается спортом, добейтесь, чтобы у него вот так зашевелилась нога [Игорь напрягает ногу — прим. Onliner.by], пресс заработал, отстроились функции тазовых органов.
Всю свою жизнь я «ипэшничал». Работать начал очень рано. В 23 года у меня была жена, ребенок, квартира, BMW. А потом банальное ДТП в Могилеве. Я был не за рулем. Серьезная травма — оскольчатый разрыв спинного мозга. Несколько операций, пару лет реабилитации. Около года я просто лежал. Это все было так давно, как будто не со мной. Я помню, человек какой-то был рядом в больнице на коляске, я спросил: «А сколько ты в коляске?». Он говорит: «Уже три года». Это для меня был шок. Я думал, ну ничего себе, три года на коляске — это же с ума можно сойти! Еще спрашивал тогда у заведующей отделением: «А сколько живут колясочники?» — «Ну, в среднем лет десять». — «И что потом?» — «Потом — конец: пролежни, урология, инфекции…»
После аварии я три года вообще отказывался садиться в коляску. Мне все казалось, что я вот-вот должен пойти. Одевал на себя целую кучу железных всяких штук, какие-то канатки… В общем, это такое издевательство, ни в магазин ни сходить, ни с собакой погулять. Передвигаться в пространстве нормально тоже нельзя. Но все-таки как-то пытаешься ходить, преодолевать ступеньки. Когда я поломал позвоночник, мы с женой еще пару лет пожили, а потом развелись, тяжело тогда было сохранить семью. Потому что до аварии я был весь такой предприниматель, на волне, на подъеме, меня невозможно было остановить. И тут я превратился в человека, который лежит под простынкой и за которым нужен постоянный уход.
Первые выходы на улицу были неприятными. В родном дворе, где меня знает каждая собака, я, молодой парень, и вдруг — в инвалидной коляске… Но я дома не сидел. Через год достал машину и поехал в Болгарию — сам за рулем, один через три страны. Надо было что-то думать, деньги зарабатывать. Поэтому я стал индивидуальным предпринимателем. Какие-то места на Комаровском рынке, продукты… Нормальные были деньги, пока родное государство не забрало у ипэшников наемных лиц. Раньше можно было нанять двух человек, вкинуть деньжат, сделать какой-то проект, стартануть и работать. Но когда забрали наемных лиц… Это надо самому и закупаться, и торговать. Бедные ипэшники здоровые не все справляются, это же нужно за пятерых работать. Пришлось свернуть бизнес, но позже я нашел себя в реабилитации инвалидов .
В 2005-м устроился на протезный завод, работал там реабилитологом. Каждому подкручивал коляску, подгонял по размеру, объяснял, как ездить по бордюрам, по пандусам, по ступенькам. И люди уезжали домой с пониманием того, что можно передвигаться в пространстве и в инвалидной коляске.
Люда Волчек, олимпийская чемпионка, кстати, тоже у меня реабилитацию проходила. Она молодец, пашет. И сломалась же тоже с беговой дорожки. Практически готовая спортсменка села в коляску. Кстати, читал сейчас в интернете, что ее не пустили в ночной клуб. Ничего не меняется, я смотрю. Меня как-то в «Мэдисон» не пустили, лет 10 назад, сейчас еще в какой-то клуб. Отгораживается от нас народ. Заразиться, что ли, боятся? По крайней мере у меня здесь на предприятии и на этаже на инвалидов уже никто давным-давно не обращает внимания. И замы ко мне прибежали — в коляску мою плясь (у меня стула здесь нету второго), посидели, пообщались — и все отлично.
Нормальную работу я искал все время. Идти на какие-то совсем уж копейки или плести венки я не хотел. Ездил в больницы с волонтерами. Если у человека переломан позвоночник, кто-то же должен объяснить, что делать. Представьте, стоит здоровый мужик и объясняет: «Ну ты ж не кисни, я вот тоже ногу сломал и ничего, через полгода зажило»… А когда приезжает человек на коляске, выходит из нормальной машины, говорит: у меня есть семья, дети — это совсем другое. Вот там, кстати, сидит моя жена, Таня, светленькая такая [Игорь показывает на симпатичную блондинку — прим. Onliner.by].
Таня, к слову, абсолютно здоровый человек. С Игорем познакомилась на сборах в Борисове, где была волонтером. Вместе они уже 8 лет, сейчас собрались детей заводить.
— Так вот, потом я пришел диспетчером в «Центр бытовых услуг 124», — продолжает Игорь свою историю. — Зарабатывал здесь когда-то 600 тыс. Но мне было интересно, я понимал, что дело перспективное, таким у нас еще никто не занимался. Теперь я директор. Вообще, возможностей у инвалида, да, мало. Мне, колясочнику, сейчас уйти отсюда и найти новую работу за такие же деньги очень трудно. Но можно самому что-то придумать. Вот у нас в баскетбольной команде все работают: у кого-то маршрутное такси, кто-то шапки шьет, кто-то производством колясок для инвалидов занимается, кто-то в реабилитации работает… Александр Махортов, например, открыл СТО. Он устанавливает ручное управление, больше этого никто не делает. Он нишу свою нашел, с государством договорился насчет аренды. И зарабатывает нормальные деньги.
Я не замечаю, чтобы меня жалели люди. Вот такого, чтобы прям сказали «бедненький». Наверное, выгляжу так, что помощь мне не нужна. На коляске я езжу — люди так не ходят. По ступенькам, по бордюрам, особых препятствий для меня нет, даже в нашем метро. Вот в Comedy есть парень один с ДЦП, с нарушением речи. Он юморит со сцены. Поначалу чуть не плакали люди, но на второе выступление все просто умирали со смеху. То есть люди с этим еще и шутят.
Я замечаю, что я в коляске, когда уже так уперся, что надо просить о помощи. Приведу пример. «Аргументы и факты» организовывают круглый стол, приглашают меня и других колясочников, которые занимаются трудоустройством и реабилитацией инвалидов. Хотят обсудить, как вообще ситуация в стране, что с этим делать. И назначают нам встречу на четвертом этаже Национального пресс-центра. Я уточняю, как у них с доступностью. Мне говорят: «А что у нас там с доступностью? На четвертом этаже собираемся». — «А лифт есть?» — «Лифта нет». — «А как вы вообще планируете встречу с нами, мы же на колясках?» — «Ну а что такого, два-три мужика, занесем вас». Ну как так? Для меня это вообще непонятно. Если вы приглашаете, пускай это будет доступное место, чтоб меня никто не носил, чтоб я не чувствовал себя каким-то убогим. Если надо, я и сам могу кого-нибудь подвезти и поднести.
https://dengi.onliner.by/
