История жизни Дамира Темирбулатова – это история преодоления. Не пафосного, не того, которое у всех на виду, а ежедневного, тихого и в первые годы наверняка мучительного. «Только, пожалуйста, можно без преувеличений? А то вот так напишут, читаешь и себя не узнаешь…» – попросил меня Дамир, соглашаясь на интервью. Я охотно приняла условия: преувеличивать тут, в общем-то, нечего. Все и так ясно…
«Высокий и красивый…»
Я увидела его на концерте Розенбаума – он сидел в своей коляске, на удивление молодой и красивый, в десантной тельняшке и защитном камуфляже с наградами – вечный солдат вечной теперь для него войны. «Знаете, как говорят: раньше я был высокий и красивый, а теперь просто красивый!» – скажет он мне потом, в полной уверенности, что это шутка. Но это чистая правда.
«Когда наши шли колонной, другие наши перепутали какие-то данные и ударили… по своим. Огонь был такой, что в живых вряд ли кто остался бы. Но ребятам удалось как-то укрыться. А наш силач потом рассказывал, что провалился в какой-то блиндаж и там во весь голос читал, а точнее, кричал стихи Твардовского из «Василия Теркина». А там есть такие слова, что свои пули солдата никогда не возьмут! Говорит, что из-за этих стихов он и выжил…».
Оказалось, что Розенбаум, сам бывавший в Афгане и выступавший перед солдатами, пригласил саратовских участников той войны на свой концерт бесплатно. Сделал им такой подарок к такой вроде бы уже крупной памятной дате – 25-летию вывода советских войск из Афганистана. Говорю «вроде бы», потому что для них эта война была еще вчера. Воспоминания о ней живы, как живы в их памяти образы тех, кто навсегда остался там, в предгорьях Кабула и Кандагара. Она реальна, как реальны и ее последствия в виде подорванного здоровья и синдрома хронической усталости от необходимости с ними бороться. Для нас же Кандагар – это просто название экзотического города, в котором мы никогда не побываем, а с недавних пор еще и фильма. Название красивое, волнующее, но абстрактное…
Когда Розенбаум пел свой «Черный тюльпан», ставший гимном всех афганцев, зал, словно по команде, встал. Стояли все – и женщины, и мужчины, и в партере, и на всех балконах саратовского оперного театра. Многие из нас, живущих сегодня молодых людей, не знают, что «черный тюльпан» – это советский самолет Ан-12, увозивший тела погибших военнослужащих с территории Афгана домой, на родину. Именно «черный тюльпан» стал символом этой войны, красивым и зловещим…
А мне, глядя на стоящих в зале, стало стыдно за то, что я так мало знаю о той войне и ее людях. Оказывается, только из Саратовской области в эти годы в Афганистане служили порядка пяти тысяч человек (из самого Саратова – полторы тысячи), 138 из них погибли. А всего (только по официальным данным) на той войне погибли около 15 тысяч советских солдат. О последнем факте мне сообщила всезнающая Википедия. Лучше бы она на этот раз промолчала…
Дамир вот не молчит, он всегда говорит – такой у него темперамент. Говорит громко и, как бы сегодня сказали, харизматично. На встрече, которая прошла после концерта, он рассказал Розенбауму, что еще до войны мечтал попасть на его концерт. Но все никак не складывалось. А когда в афганском госпитале, где Дамир – 19-летний мальчишка, солдат-срочник – в то время лежал, все повалили слушать приехавшего с концертом Розенбаума, он «повалить» уже не мог. По стечению обстоятельств вывезти его на кровати товарищи тоже не смогли – то ли она была без колесиков, то ли колесики не ехали. Поэтому он лежал в палате и слушал то, что мог услышать. Ну а сейчас, спустя 25 лет, он смог услышать и увидеть уже все. Из театрального партера видно лучше…
Сидя за столом, поедая сладкие пирожки и запивая их соком, он с неподдельным удивлением и юношеским восторгом спрашивал у Розенбаума, как же ему удается так честно и правдиво обо всем петь? Розенбаум ему ничего не объяснил, только, прощаясь, обнял. А Дамир был ужасно рад, что смог пожать ему руку.
Ячейка общества
«Если вас не смущает, я сяду рядом», – извещает меня Дамир и, опираясь на руки, пересаживается со своей низенькой каталочки на диван, давать интервью.
Руки у Дамира красивые и сильные – когда-то он занимался боксом и даже получил спортивный разряд. Сегодня его руки ему очень помогают, они натренированные, поэтому свое тело на них он поднимает, как кажется со стороны, очень легко. Да что там тело, он даже водит машину! Он открывает дверь своей квартиры на первом этаже, отталкиваясь от пола специальными «утюжками», выкатывается из подъезда (хорошо, что здесь есть пандус), заезжает в гараж (он тоже рядом) и запрыгивает в машину. Его машина – его спасение. Если бы не она, он был бы заперт в своей небольшой двухкомнатной квартире, которую получил когда-то от железной дороги и где живет сегодня с женой и 13-летним сыном. Как заперты многие из тех, кто ни на какой войне никогда не был, но чья жизнь в силу отсутствия в городе той самой пресловутой доступной среды от послевоенной мало чем отличается. «Нет-нет, сегодня уже многое сделано! Раньше было гораздо хуже!» – спешит успокоить меня Дамир, поймав мой невеселый взгляд.
Я не знаю и не понимаю, как он на ней ездит, как жмет на педали газа и тормоза и, честно говоря, не хочу даже вникать. Я просто рада, что она у него есть. И что есть жена и сын, и есть кому ухаживать.
Женат Дамир был дважды и оба раза уже после войны. Дочь от первого брака совсем взрослая и живет в Питере. С нынешней супругой Дамир познакомился еще до войны, они вместе учились в железнодорожном техникуме. Потом расстались, а спустя годы снова встретились – совсем при других обстоятельствах, сами будучи уже совсем другими – и… поженились. Как шутит Дамир, «создали ячейку общества». «Ячейка общества… Звучит как-то абсурдно», – делюсь с Дамиром своим восприятием устоявшейся фразы. «Зато весело», – отвечает он.
Судя по тому, что Дамир был женат дважды, женщины его любят, но судя именно по тому же, не все выдерживают. Ухаживать за инвалидом – тяжелая работа, а кроме нее другой работы у нынешней жены Дамира нет. Живут втроем на его афганскую пенсию. Говорит, вроде бы хватает…
Еще Дамир знаете, что делает? Он прыгает с парашютом! Я поначалу даже не поверила, подумала, что ослышалась, но нет – все правильно! С инструктором и на воду, но прыгает! Говорит, это была давняя мечта, и он ее осуществил – на его счету уже 17 прыжков. И в качестве «вещдока» показывает фотографию.
А еще несколькими годами ранее он играл в волейбол. Сидя. В команде все так играли. Один игрок даже попал в российскую паралимпийскую сборную, но потом команда загнулась. Без поддержки сверху сохранить ее не удалось. Дамир по ней очень скучает.
Теркин forever
Про Афганистан Дамир рассказывает охотно, но все больше «положительные эпизоды». «Если хотите, расскажу вам казус», – предлагает он. «Казусом» он называет такой случай. Был у них в роте солдат, над которым все посмеивались из-за его огромного роста и крепкого телосложения.
«Сдвинуть его с места было невозможно – силач, богатырь. И вот этот богатырь возвращается с задания, вылезает из танка и трясется, как осиновый лист. Мы его спрашиваем – в чем дело? Оказалось, когда наши шли колонной – а в Афгане войска всегда передвигались колоннами – другие наши перепутали какие-то данные и ударили… по своим. Огонь был такой, что в живых вряд ли кто остался бы. Но ребятам удалось как-то укрыться. А наш силач потом рассказывал, что провалился в какой-то блиндаж и там во весь голос читал, а точнее, кричал стихи Твардовского из «Василия Теркина». А там есть такие слова, что свои пули солдата никогда не возьмут! Говорит, что из-за этих стихов он и выжил…».
Я слушаю Дамира и мне кажется, что рассказанный им эпизод – это тоже что-то вроде литературного произведения, но он показывает мне черно-белую фотографию того парня, он стоит на танке, его лица я не могу разглядеть – фотография мелкая, но я понимаю, что «Василий Теркин» – это реальность. Причем почему-то регулярно повторяющаяся.
Кому война…
Я слушаю Дамира и вспоминаю почерпнутые в Википедии сведения. А они, как ни странно, весьма циничны и совсем не тянут на героику. Если охарактеризовать их коротко, то по духу они похожи на скандальный опрос «Дождя» о том, не лучше ли было сдать Ленинград, чтобы спасти сотни тысяч жизней. Вот и Википедия, анализируя факты и цифры, пытается найти ответ на вопрос: а стоило ли? Стоило ли вводить войска в Афганистан или лучше было остаться дома, чтобы спасти 15 тысяч жизней? И как-то уж слишком активно склоняет читателя к определенному ответу, рассказывая о том, что все в Афгане было против нас – и местные жители, 90% которых все равно симпатизировали моджахедам и сдавали им наших, по причине чего бойцы попадали в многочисленные засады. И сами моджахеды, которые воевали как звери и, как звери, словно жертвенных баранов, резали попавших к ним в плен русских солдат, выделывая с ними такое, что описывать нельзя. И политики, которые решали свои, сугубо политические проблемы. И военные командиры, которые отдавали «странные» приказы. И сами наши солдаты, 90% которых, по информации все той же Википедии (и откуда только у нее такая информация – неужели соцопрос проводили?!), курили в Афгане гашиш, которого там было предостаточно, и были морально сломлены всем происходящим вокруг…
Я осторожно спрашиваю обо всем этом Дамира, он смотрит на меня с некоторым удивлением, как бы не понимая. Но замешательство длится недолго. И вот он уже объясняет, что вводить или не вводить войска в Афганистан – это вообще был не вопрос. Советский Союз не мог их не ввести. Во-первых, Афганистан был пограничной территорией, и за влияние на нее между Америкой и Советским Союзом развернулась нешуточная борьба. В стране совершилась революция, страну провозгласили демократической республикой. Новое руководство симпатизировало СССР и его идеям. Это были дружественные нам люди, которых надо было поддержать. Тем более что американцы начали активно финансировать боевиков, чтобы не дать установиться демократическому правительству. И если бы боевики под чутким американским руководством взяли верх, то Афганистан для нашей страны превратился бы в постоянный очаг напряжения. И не просто напряжения, а реальной опасности – на дворе была холодная война, и угроза применения ядерного оружия висела над континентами дамокловым мечом. Сегодня и этот меч, и эта опасность нам тоже уже кажутся мало реальными, но тогда это все было совсем не в понарошку. Нынче «Ледниковый период» – это название популярного ледового шоу на федеральном канале, а тогда это было обозначение того, что было б «с родиной и с нами» в случае, если кто-то все-таки решил бы нажать на кнопку…
«А потом, вы поймите, что это был дружественный нам народ. Люди хотели реформ, хотели жить по-человечески. Вы не представляете, какая у них там была нищета: ни образования, ни медицины, ни элементарных условий – каменный век! Сколько Советский Союз помогал им – и деньгами, и специалистов своих отправлял – учителей, врачей. И после этого вы говорите, что они сдавали наших ребят моджахедам? Да они молились на советских людей, к нам шли за помощью! Представьте, что у вас ребенок заболел, и некому его лечить, куда вы пойдете, к моджахедам? Нет, вы пойдете к русскому врачу и будете ему по гроб жизни благодарны, что он вам помог! Что местные были на стороне боевиков – это неправда!» – волнуясь, объясняет Дамир.
Про гашиш и потерю морального духа он и вовсе не знает, как реагировать, – для него это звучит чудно: «Да, были спецподразделения, которые следили за тем, чтобы в рядах не было дезертиров; да, никто не хотел попасть в дисбат по законам военного времени. Но люди воевали не только поэтому. Мы все давали присягу, рядом с нами были наши товарищи, и поэтому не могло быть иначе».
Такой «банальный» героизм
Конечно, не все люди на войне были героями. Некоторые, попав в плен, ломались и принимали ислам под угрозой смерти.
«У нас были ребята, которых моджахеды поставили перед фактом: или вы принимаете ислам, или мы вас убиваем. Они подумали, что это шутки, что их просто пугают, не верили, что из-за этого могут лишить жизни. Отказались. Через какое-то время их нашли выброшенными на улицу, мертвыми, изуродованными. А были те, кто ислам принимал и оставался там жить, женился, им уже некуда было идти. Я знаю одного парня, который принял ислам и вернулся в Россию, и так и живет сейчас – с двойным именем», – рассказывает Дамир. Осуждать кого-то он не берется, да это было бы нелепо.
Сам он был призван на войну с обычной срочной службы, где служил связистом. «Нам сказали: хотите служить в ВДВ? Мы сказали: конечно, хотим! Кто же не хочет служить в ВДВ?! О том, что там конкретно происходит, мы, конечно, не знали: информация была ограничена». Три месяца ускоренной военной подготовки в Фергане были недолгими, но времени на раскачку в армии не давали. Дальше были полтора года службы, грязь, кровь, хронический недосып и первые потери, а потом…
Я долго не решалась спросить Дамира о том, как случилось это «потом». А случилось все «банально». Их колонна, которая двигалась в очередной населенный пункт, подорвалась на заминированной дороге. Позже эксперты объявят, что, скорее всего, это был радиоуправляемый фугас, то есть мина была приведена в действие вручную. Из шести человек, которые были вместе с Дамиром в бронетранспортере, двое погибли на месте, от их тел почти ничего не осталось. Двое, как говорит Дамир, отделались испугом, а он и еще один солдат лишились конечностей.
Является ли произошедшее подвигом? С одной стороны, безусловно, нет, скорее это трагическое стечение обстоятельств, каких на войне может быть сколько угодно. Та самая «банальщина», о которой говорит Дамир. С другой стороны – война есть война, и ничего банального на ней нет и быть не может. На ней все всегда на грани, несмотря на кажущуюся прозаичность. В любой момент с тобой и твоей жизнью может случиться все что угодно. Поэтому, кто не спрятался и не струсил перед реальной или потенциальной опасностью, – уже победил. Подвиг – это же не всегда бросаться на амбразуру. Порой это просто жертва, пусть даже и невольная, и способность не быть этой жертвой после войны.
Так или иначе, а на этом афганская война Дамира Темирбулатова была окончена. Наступали мирные времена…
Профессия – солдат
Я не стала расспрашивать Дамира о том, как он жил и что чувствовал в те дни, месяцы и годы. При всем том, что ответ очевиден, есть четкое ощущение: Дамир невероятно сильный человек. Очень простой, но очень сильный. Я не знаю, где источник этой силы, но это факт очевидный. На фотографиях тех лет он, такой юный, с густой кудрявой черной шевелюрой и уже ампутированными ногами, улыбается в кадре. Почему? Я не понимаю… Может, способность воспринимать все запредельное в своей жизни как нечто естественное – у него в генах?
Дамир рассказывает, что отец его, инвалид Великой Отечественной войны, тоже хлебнул немало горя. Воевал всю войну, а в конце оглох – от взрыва лопнули барабанные перепонки, а врачи этого вовремя не заметили. Так он и остался на всю жизнь без слуха. Мать – дочь репрессированной, настрадалась немало. Он с любовью показывает ее молодые фотографии: на них она симпатичная брюнетка. Фамилия его деда навечно записана на скрижалях Мамаева Кургана. Вот такая получается семейная династия и такая судьба.
О его послевоенной жизни удалось выяснить лишь то, что жил он относительно нормально: какое-то время ходил на протезах и работал на железной дороге. Потом с протезами пришлось расстаться – сустав перестал разгибаться. Но железнодорожники, судя по всему, товарища не бросают, и какую-то работу он выполняет до сих пор, только уже на дому.
Еще он возглавляет районную организацию инвалидов и работает заместителем председателя ветеранской организации. На общественных началах. Чем может, сам старается помогать своим боевым товарищам, многие из которых гораздо старше него, а значит, и проблем со здоровьем имеют не меньше. «Вчера позвонили – одного нашего товарища разбил инсульт, пришлось срочно класть его в больницу. Вот так и живем…» – отвечает Дамир на мой удивленный вопрос, чем же вы помогаете.
В целом жизнь Дамира протекает довольно тихо, лишь в преддверии памятных дат его «начинают дергать во все стороны» – то в районе памятную доску открыть, то со школьниками встретиться. Дамир, конечно, рад стараться, но в последние дни уже немного устал: «Никакой личной жизни, одна общественная, а еще надо дома дела сделать!» – объясняет он. Дома Дамир умудряется делать многое. В частности, сделал перепланировку – квартира была совсем тесная, и передвигаться по ней ему было сложно.
В честь 25-летия вывода войск от ИА «Взгляд-инфо» мы подарили бывшему воину-интернационалисту планшет, будучи абсолютно уверены, что это лишь маленькая лепта в череде гораздо более существенных подарков и поздравлений. Однако оказалось, что никакой особой «череды» нет. По крайней мере, увидев планшет, Дамир сильно растерялся. «Это что, компьютер? – испугался он. – Нет, я не могу принять такой дорогой подарок…».
Конечно, мы убедили его в том, что подарок совсем не дорогой, а он в ответ признался, что «таких подарков» ему еще никто не дарил, «никто не оказывал такого внимания». Слышать это было странно: мы-то думали, что люди выстраиваются в очередь, чтобы отблагодарить, что-то подарить, поддержать, обнять, сказать теплые слова, пожать руку. Странно лишать себя этой возможности, тем более что рука у Дамира уверенная и теплая, несмотря на то, что подает он ее теперь снизу вверх.
Война и мир Дамира Темирбулатова
В гостях у ветерана Афганистана побывала Елена БАЛАЯН. Фото Юрия НАБАТОВА
https://www.vzsar.ru/
