Юлия Гордийчук об «эффекте бабочки» и израильском паралимпизме: не бойтесь жить, не бойтесь плыть, не бойтесь шорты носить.
Это первое интервью в моей жизни, к которому никак не мог подготовиться. Не мог найти вопросы, которые следовало бы задать. Не мог ощутить, поймать атмосферу, в которой проходила бы беседа.
Все дело в том, что никогда раньше не делал интервью со спортсменом-паралимпийцем. Со спортсменами всякими и разными, делал десятки раз, а вот с паралимпийцем – никогда.
Мне очень повезло. В том смысле, что моей собеседницей оказалась участница паралимпийской сборной Израиля по плаванию Юлия Гордийчук. Прекрасная собеседница, разве что порой мы оба искали перевод слова или выражения с иврита на русский. Прекрасная и искренняя. Она говорит, как дышит. Или – как плывет…
— Юлия, в первую очередь благодарю за то, что согласились на интервью. Наверно вас уже утомили эти общения с журналистами после Токио, нет?
— Нет, это мое первое такое, личное интервью – первое по возвращению с Паралимпиады.
— А было еще и не личное?
— Да, было такое коллективное интервью, всей сборной Израиля паралимпийской, по плаванию. Двенадцатый канал.
— У меня есть правило: для интервью готовить не менее полусотни вопросов, плюс по ходу беседы еще столько же появляется. Но, готовясь к беседе с вами, нарушил это правило. Не смог набрать привычное количество вопросов. Я много раз интервьюировал спортсменов, действующих и завершивших карьеру. Но никогда ранее не разговаривал по поводу Паралимпиады. Это такая тема, я бы назвал ее обнаженно-нервной. Поэтому если вдруг в беседе затрону темы, которые могут быть вами болезненно восприняты, заранее прошу прощения. И начну с главного мне непонятного: чем паралимпиский спорт отличается от спорта обычного, всем привычного?
— Я не знаю, отличается или нет. Понимаете, у нас, в нашем спорте, есть вот такая красивая штука. Мы все отличаемся друг от другу по физическим параметрам. У кого-то нет руки. У кого-то ноги. Третий вообще не работает ногами, их просто нет. И каждый из этого может что-то построить, сделать себя, придумать смысл жизни. Вот наша сборная, плавательная. Все, вне зависимости от уровня инвалидности, мы каждый день в бассейне. Как на работе: две тренировки. Уровень нагрузки, конечно, разный, но каждый делает то, что подходит ему. Я в паралимпизме уже десять лет. И могу точно сказать: разницы между традиционным и нашим спортом нет. Тот же пот, тот же труд, то же преодоление преград. Тот же смысл жизни, что и у обычных спортсменов.
— До того, как вы стали заниматься паралимпийским видом спорта, обычными видами спорта увлекались?
— Я всегда в школе бегала. Целыми днями гоняла на велосипеде. Лазила по турникам. Хотя ни в какой спортивной секции не занималась.
— Вы в школу пошли в Израиле?
— Да, я приехала в страну в возрасте одного года. А родилась на Украине, в Хмельницкой области.
— Наверно, легче говорить на иврите, чем на русском?
— Ну да. Израиль – это моя страна. Это мой дом. Хотя частичка сердца принадлежит Украине. Там живут мои родственники по маме. По папе все родственники тут, в Израиле.
— На Украину часто наведываетесь?
— До «короны» раз в год, в два года, ездила. Даже летом, хотя в эту пору у нас самый пик тренировок и соревнований. Сейчас пока воздерживаюсь, дед заболел, боюсь какую-нибудь заразу привезти, хотя я вакцинирована «от» и «до».
— Юлия, что вас привело в паралимпизм? Травма?
— В 11–12 лет врачи зафиксировали у меня сколиоз. И порекомендовали гидротерапию. Или, на выбор, плавание. Одним словом, направили меня в бассейн в Хайфе. Там работают по реабилитационной программе. Полгода ходила на гидротерапию. Скучно было. А тут увидела, как ребята плавают, тренируются в бассейне. Тренер увидел, что я неплохо держусь на воде. Стал потихоньку давать разные упражнения. А потом пригласил в свою группу.
— Как сколиоз ваш?
— Был да сплыл.
— Я бы сказал, уплыл.
— Да.
— Извините, может быть вопрос покажется бестактным. Прекрасно, что вы вылечились от сколиоза, но я перестал что-либо понимать: на каком основании вы занимаетесь, да еще очень успешно, паралимпийским видом спорта?
— А-а. У меня нет ноги. В три месяца сделали операцию в Киеве. У меня косточка левой ноги не выросла. Операцию сделали успешно, это дало возможность использовать протез. Я сегодня все делаю с моей ногой, хожу, бегаю, ничего не мешает. В восемь месяцев мне сделали операцию на руке. Отрезали несколько пальчиков.
— Давайте о Токио. Вы выступили в Токио в четырех видах. Каким результатом более довольны, каким менее?
— Довольна выступлением на стометровке баттерфляем. Я выступила в финальном заплыве. Мы понимали, что у меня есть такой шанс, пройти полуфинальное сито. Но такой шанс, небольшой, если честно. Повезло немного с квалификацией.
— Имеете в виду состав участников?
— Да. В финал попадали восемь сильнейших по итогам полуфинала. Утром полуфинал, вечером – финальный заплыв. Я пришла к финишу седьмой.
— Юлия, в обычном спорте, в том же плавании, люди проходят предолимпийскую квалификацию. То есть должны уложиться в определенное время по дистанции. У вас такие же критерии отборы?
— Да, у нас такие же нормы. Причем двойные. Сначала надо пройти квалификацию в Израиле, на внутренних соревнованиях. Скажем, выйти из пяти минут в заплыве.
— «Бабочкой» (стиль баттерфляй») токийской довольны. А чем недовольны?
— Как ни обидно, выступлением на коронной моей дистанции, четыреста метров вольным стилем. До Игр я в мировой табели о рангах занимала шестую строчку. Это лучший в карьере показатель в рейтинге. Уже в Токио узнала, что классифицирована восьмой.
— Как так?
— Там одну участницу, японку, задним числом включили в турнир. Так получилось.
— Как это задним числом? Как в теннисе, дают «вилд кард»? (право участия либо знаменитостям, уже сходящим с дистанции, либо теннисистам страны, где проводится турнир, без прохождения квалификационного отбора).
— Нет, тут сложная система, когда человек буквально перед стартом включают в состав участников. Часто у нас такое бывает: до Игр месяц, а человек еще не знает, будет он плыть или нет. Одним словом, на любимой дистанции я стала только десятой в квалификации. И в финал не отобралась. Жаль, ведь несколькими месяцами ранее я стала бронзовым призером на чемпионате Европы. И обновила национальный рекорд. На пять секунд. Это очень много, пять секунд. Перед стартом в Токио сама от себя ждала, что поставлю новый рекорд Израиля, была в отличной форме.
— Сами как думаете: перегорели или что?
— Нет, думаю просто не попала в акклиматизацию. Стартовала на четырехстах метрах через семь дней после прилета в Токио. И организм до конца не подстроился под новый график. Плыла в первый же день плавательной программы Игр, с утра, по местному времени. А через еще семь дней, уже на «сотке» баттерфляем чувствовала себя как рыба в воде.
— Отслеживая турнир пралимпийцев, едва не сломал себе мозги, пытаясь понять, кто, где и когда может выступать. Какие критерии отбора по физическим данным?
— Ну вот смотрите. Я выступаю как С9. До С5 можно плыть дистанции не больше 200 метров.
— То есть чем больше номер в С, тем длиннее может быть дистанция?
— Да. Я часто выступаю и на 800 метров, и на 400 комплексным плаванием. Но на Паралимпиаде эти дистанции убрали, по разным причинам.
— С1 – это?
— Это самая тяжелая группа. Самый высокий уровень инвалидности. Хуже этого нет ничего.
— Кто попадает в С1 на Паралимпиаде?
— Например, наш израильтянин, двукратный чемпион Игр. Ияд Шалаби.
— Из Шфарама?
— Да. Он в юности упал с крыши. Ноги у него вообще не работают. И руки почти не работают. Он плывет фактически только за счет рук. Его очень долго учили держаться на воде, плыть с учетом физических возможностей. Он очень много тренируется.
— Не понимаю. Чем он держится на воде? Прессом?
— Пресса у него нет. Только за счет рук.
— И что, никто не страхует, когда С1 на дистанции?
— Страхует. Тренер. И во время соревнований, и во время тренировочного процесса.
— С9 – самый низкий уровень инвалидности в паралимпизме?
— В Израиле – да. На международном уровне доходит до С14. Это люди с пониженным уровнем зрения, почти слепые.
— В каждом паралимпийском виде спорта есть градация по инвалидности?
— Есть, но они различаются по дисциплинам. Скажем, в плавании одни критерии для определения состава участников, в легкой атлетике – иные. В теннисе большом есть только два критерия. Те участники, у кого есть проблемы с ногами, и те, у кого есть проблемы как с руками, так и с ногами.
— Как в целом оцениваете свои выступления в Японии?
— Все познается в сравнении. Это вторые мои паралимпийские игры. Четыре года назад в Рио я была совсем молодой. Не понимала, где я, что я, почему я. Сейчас выступила лучше, чем в шестнадцатом году, это точно понимаю. Мы и тренировались из-за «короны» больше, тоже сказалось. Почти все время работали, не видели ни семью, ни друзей. Сделала в Токио что могла, но не покидает ощущение, что могла и лучше выступить. Сама знаю, что могла и могу добиться большего.
— Вижу у вас за спиной медали в два ряда. Сколько их там?
— Не знаю, не считала. Снизу – израильские, сверху международные.
— Каких больше?
— Израильских. У нас тут турниры проводятся раз в два месяца.
— Вы специализируетесь на четырехстах метрах вольным стилем?
— В основном да. Но плаваю и восемьсот, и полторы тысячи метров вольным стилем. Часто – двести метров комплексным плаванием. Очень тяжелая дисциплина. Тут надо быть отлично подготовленным физически. И выносливым.
— Думаю, с выносливостью у вас все в порядке. Какой тренировочный объем у вас стандартный?
— Две тренировки в день. Тринадцать тренировок в неделю. Одиннадцать – в бассейне, две – в тренажерном зале.
— Приезжаете утром в бассейн и там до вечера?
— Первая тренировка у нас с шести утра и до восьми, половины девятого. Возвращаюсь домой, а в четыре вечера – вторая тренировка. Тоже два — два с половиной часа.
— А выходные?
— Один, суббота, это святое.
— А что между первой и второй, перерыв-то небольшой? Отдыхаете, восстанавливаетесь?
— Сейчас я учусь, в колледже имени Вингейта. Третий год уже. Сейчас легче, учеба дистанционная, а раньше ездила в Нетанию. Хотя часто совпадало, что тренировки сборной как раз в плавательном бассейне колледжа и проходили.
— Кем будете?
— Тренером по физической культуре, инструктором по плаванию.
— В советские времена действующие спортсмены частенько учились в институтах физической культуры. Не знаю, легенда ли, быль ли, но на правду смахивало: слышал, как один известный спортсмен сдавал химию, его попросили написать формулу воды, он и написал: «вада». Сдал, ничего! В Израиле к действующим спортсменами относятся с поблажками?
— Про поблажки в СССР спортсменам мне мой тренер не раз говорил. В Израиле этого… не скажу, что нет, но в меньшей степени. Ну вот, например, мне можно сдавать экстерном экзамен по анатомии, учитывая, что я действующая спортсменка.
— Тренируетесь в каком-то специализированном бассейне?
— Нет, в обычном, на двадцать пять метров.
— В большом спорте конкуренция зачастую убивает такие понятия как дружба, товарищество. В параолимпизме такие вещи случаются?
— Наш тренер формировал сборную очень тщательно. В нашей команде нет такого понятия – «конкуренция». Сборная очень маленькая, мы все там как семья. В мире – да, там такое есть, на международных турнирах.
— Чувствуете злость конкурентов?
— Вы учтите, что мы плаваем. Это такой вид спорта, бесконтактный. Каждый плывет своей дорожкой, никак другому не мешает. В нашем виде, как правило, все дружны. Даже украинцы и россияне не конфликтуют. Сидят рядом, общаются.
— В семидесятых годах прошлого века была такая Ципора Рубин-Розенбаум, самая успешная израильская паралимпийская спортсменка. Выступала на восьми Играх, выиграла тридцать медалей (пятнадцать золотых) в различных дисциплинах. Причем настолько разных что просто диву даешься: метание ядра, пятиборье, метание диска в легкой атлетике, плавание, настольный теннис, волейбол. Вы кроме плавания нигде не пробовали свои силы?
— Сегодня это практически невозможно. В те годы было легче выиграть медали на паралимпиадах. Тогда был низкий уровень как конкуренции, так и самого паралимпизма. Поэтому многие спортсмены выступали в разных видах. Сегодня я знаю только одну «многостаночницу» в Израиле. Выступала в гребле, а потом переключилась на велогонки. Перейти, скажем, из метания диска в плавание и выступать на серьезном уровне, это нереально. Сегодня для успеха в плавании нужно лет десять ежедневных тренировок. Набить, скажем так, определенный километрах в воде. Просто так, по щучьему велению, не получится. Потренироваться в другом виде, так, для себя – это можно. А чтобы серьезно сменить вид спорта – нет, невозможно.
— Тренер паралимпийцев по плаванию – это просто обычный тренер по плаванию, работающий с параолимпицами? Есть ли тут какие-то особые знания, особые практики?
— Наш тренер, Яков Бенисон, в прошлом пловец. Он учился в институте во времена СССР. Он стал работать с инвалидами случайно. Сам учился, спрашивал у кого только мог. В стране, по миру, на турнирах. Сегодня он мэтр в плавании паралимпийском. Думаю, единственный в Израиле, кто досконально понимает паралимпийское плавание.
— Насколько я понимаю, что ваш тренер должен еще быть классным психологом?
— Он нас чувствует, понимает, как отец родной. И как мать.
— Как летелось в Японию, путь-то не близкий? Были какие-то специальные приспособления для паралимпийцев?
— Летели, как все. Эконом-классом. Да, 12 часов в салоне самолета это трудновато. Но многие просто спали большую часть времени.
— Жили в олимпийской деревне?
— Да. Сразу как прилетели, сразу там и поселились.
— Как вам знаменитые кровати системы «антисекс»?
— Я сразу как вселилась, позвонила маме, постучала на камеру по кровати. Ничего себе кровати, нормально спалось. Нет ни малейшего ощущения, что она из картона. Матрас хороший поставили, и все нормально оказалось.
— А как ощущения от организации Игр?
— Отличалось, конечно, от бразильцев, японцы очень зациклились на «короне». Никто в итоге не заболел, кроме одного человека, в деревне. Мы сдавали анализы каждое утро. Все ходили в масках, контроль за этим был очень строгий. В столовой каждый стул был закрыт от другого специальным пластиком. То есть мы могли спокойно снимать маски и кушать, не рискуя заразиться.
— Быстро привыкли к тому, что эта первая в истории «коронавирусная» Паралимпиада?
— Ну мы привыкли к этому и до прилета в Токио. Наш тренер строго контролировал нас и в Израиле: ведь заболеет один, могут снять всю команду.
— А допинг в параолимпизме бывает?
— Проверяют часто. Но насколько я знаю и слышала, да, бывает допинг, случаи использования запрещенных препаратов.
— Как часто проверяли на допинг в Токио?
— В плавании вообще не так часто проверяют на допинг. Это же не тяжелая атлетика. Но вот наши мальчики, что стали победителями и призерами на Паралимпиаде, сдавали тест на допинг после каждого такого удачного старта.
— В обычном спорте допинг-офицер может заявиться рано утро и потребовать пройти проверку на тест. Как с этим в паралимпизме?
— То же самое. Могут прийти в любое время и провести проверку. Кто откажется, рискует попасть под дисквалификацию.
— К вам приходили, в Кирьят-Ям?
— Домой нет. А на соревновании, бывало, я еще из восстановительного бассейна (бассейн, куда пловцы заходят после заплыва) не успела выйти и купальник сменить, как они тут как тут: прошу на допинг-тест.
— В свое время в СМИ появилась статья как в одной стране (не станем называть ее вслух, отмечу только, что представители этой страны часто становятся фигурантами допингового скандала) набирали в сборную паралимпийцев людей, физические способности которых намного превосходили способности обычных параолимпийцев, строго придерживающихся регламента? Речь, в частности, шла о том, что хорошо видящие люди выступали на турнирах спортсменов с ослабленным зрением.
— Да, такое бывает. И не только в случаях со зрением.
— Например?
— Слушайте, мы же все видим и понимаем. Сидит, скажем, человек, на стуле как-то особенно, а потом раз, и на соревновании он чистейший параолимпиец. Мы же понимаем, соответствует ли человек классу, по которому он заявлен на турнир. Говоря проще, если он выступает в С5, по внешнему виду часто можно понять, а является ли он С5…
— Как думаете, это личная инициатива тренера и спортсмена?
— Нет, думаю, решения о таких аферах принимаются где-то выше…
— Великих спортсменов знает весь мир. Сергей Бубка, Лионель Месси, Роджер Федерер. А великие паралимпийцы есть?
— Да, есть, это люди, которые выигрывают подряд несколько Игр. Джессика Лонг. Анабель Пизаро, Марк Маляр.
— В обычном спорте про людей, которым исполнилось тридцать лет, говорят, что «они едут с ярмарки». То есть их карьера близка к завершению. Знаю, что раньше на паралимпиадах часто выступали сорокалетние и пятидесятилетние спортсмены. Ныне изменилось что-то?
— Зависит от вида спорта. В плавании, например, все победительницы Игр в Токио – 17–18-летние девочки. Максимум – 20. Мне 23, и я уже не отношусь к «молодым». В основном в нашем виде выступают от 17 до 25 лет. И зависит от уровня С. Чем ниже уровень, тем выше возраст участников. Это можно объяснить тем, что многие начинают заниматься паралимпийскими видами спорта в зрелом возрасте, после того как получили травмы. К тому же в С1 всегда меньше участников в силу указанных причин.
— Но вы заканчивать не собираетесь? Верно?
— Все мои мысли о предстоящем скоро чемпионате мира. И очень хочу выступить еще на одной Паралимпиаде, в Париже.
— С кем-то из представителей других паралимпийских сборных Израиля общаетесь?
— Общаемся, когда пересекаемся на турнирах. А так знаю всех, из всех видов спорта, сборников. К слову, у нас большинство в сборной по плаванию русскоязычные. Так получилось.
— Самый большой успех в Токио пришелся на долю Марка Маляра…
— Да, он из Кирьят-Моцкина. Два золота и одна бронза на его счету.
— Он и ехал в Токио фаворитом, верно?
— Да, он рекордсмен мира в плавании на четыреста метров вольным стилем. Он дважды бил достижение это за последние два года.
— Вы вместе тренируетесь?
— Да. У нас и критерии по инвалидности схожие.
— Как отмечали победу Марка в Токио?
— Чудно и от души поели!!! Но ждали долго: Марк участвовал во многих заплывах. А когда турнир закончился, отвели душу в олимпийской столовой! Отпробовали все десерты, что там были! А потом отмечали в аэропорту имени Бен-Гуриона, по прилете. Были семьи наши, много встречающих. Мы даже не ожидали такой встречи!
— Когда станете дипломированным тренером, планируете работать в обычном плавании или паралимпийском?
— Обычных тренеров в Израиле хватает. Я хочу применить опыт и знания там, где сама на себе все прочувствовала. Нам нужны специалисты, которые сами прошли эту дорогу. И потом, я хочу передавать опыт не только паралимпийцам. Я хочу привить любовь к плаванию тем, кто волею судьбы живет с физическими ограничениями. Плавание – прекрасный вид спорта для таких людей. В бассейне инвалиды могут не чувствовать себя инвалидами. Их вода держит сама – надо только убедить себя зайти в бассейн. Я сама это знаю и хочу помочь поверить инвалидам: вы такие же как все, и спорт вам поможет убедиться в этом. А иногда спорт спасает инвалидам саму жизнь. Человек с инвалидностью при желании, воле и упорстве может делать в своей жизни все, что он захочет. Инвалиды не должны сидеть дома и прятаться от людей, они должны жить обычной человеческой жизнью.
— Не знаю, как другие, но вы, уверен, живете обычной человеческой жизнью, разносторонней и полной. Бывает, что чувствуете свою инакость?
— Иногда, когда выхожу на улицу в шортах, чувствую. Вернее, чувствую, что люди смотрят на протез. Все можно преодолеть, а это – никогда: люди всегда будут смотреть на протез другого человека.
— А вы часто выходите на улицу в шортах?
— Бывает. Но до четырнадцати лет я не делала этого. Сейчас мне это не мешает. И на расспросы про протез спокойно отвечаю. По мне, пусть лучше они спросят меня, чем додумывают что-то сами…
https://www.9tv.co.il/
