Алексей Костюченко – 60-летний инвалид-колясочник – едет из Сургута в Санкт-Петербург на хендбайке, велосипеде, который приводится в движение руками. У Алексея нет ног, кисти одной руки и пальцев на другой. И тем не менее два года назад он на хендбайке уже проехал по всей России. В Санкт-Петербург Алексей направляется, чтобы поучаствовать в презентации собственной книги о путешествии из Питера во Владивосток. Он выехал в середине июня и недавно побывал в Вологде, где его встретил корреспондент Сибирь. Реалии.
– Тяжело ездить на хендбайке?
– Знаешь, первые 10–12 дней, может быть, полмесяца очень устаёшь. Вот даже чай попить невозможно. Рука не подносится. Забиваются все мышцы. Голову к стакану подносить приходится. А сейчас я в дороге уже третий месяц. Я не скажу, что на автомате. Но горка, на которую я бы в начале путешествия за три остановки поднялся, сейчас я на неё за один присест заезжаю без проблем.
Причем мышечная масса не увеличивается. Девяносто процентов женщин после беседы, после селфи спрашивают: «Алексей, а можно вашу мускулатуру потрогать?» Почему-то у них есть ощущение, что должен сидеть Шварценеггер. А он, сев на мой хендбайк, на третий день сдохнет. Потому что это совсем две разные вещи.
Я в Новосибирске, в Академгородке, как-то побеседовал с неглупыми ребятами. Один парень у меня спросил: «Алексей, сколько вы дней в пути? Сколько километров проехали?» Я ему сказал. Он компьютер головной включил и сказал: «Алексей, чтобы доехать из Санкт-Петербурга до Владивостока на велосипеде, нужно сделать 13 миллионов 700 тысяч оборотов педалями». Ну это условно. А так я больше сделал. Это он брал прямую из пункта А в пункт Б. А я же ехал туда-сюда. Вот, например в Ярославскую область заехал и поехал на Вологду. Вижу стрелку Углич и попер на Углич. Еще 230 километров сверху. Поэтому пункт А и пункт Б ни о чем не говорит.
Знаешь, вот задают вопросы. А какая у меня цель? Понимаете, какая цель. Просто человек собрался и поехал путешествовать. Какая цель? Вот я еду из пункта А в пункт Б. Но могу свернуть в пункт Ж, пункт У и так далее. Если я сверну туда, то получается я от своей цели отвернулся? Да ничего подобного. Нет ни цели, ни идеи. Просто есть желание поехать в Углич. Есть желание остановиться на озере и два дня пожить в палатке, пока не кончатся продукты. Оно не то чтобы спонтанно, а просто – позыв души, желание, стремление, кайф в конце концов.
– То есть для вас дорога важнее цели, какая бы она ни была?
– Именно дорога. А в эту дорогу входят разные составляющие. В том числе и кайф от общения с людьми. Такие незабываемые моменты. В самом начале путешествия в 2017-м я выехал из Питера. Ещё даже до Тосно не доехал – это 46 километров от Ленинграда. Возле меня останавливается иномарка белая, оттуда выходит женщина лет тридцати. Не представилась, ничего. Подходит ко мне, говорит: «Можно я вас обниму?» Я говорю: «Чего же нельзя-то». Она обняла меня, потом отпряла, я гляжу, а у неё слезы. Села в машину и сидит. Я ее ждал, ждал, вылезет – не вылезет. Ни здрасте, ни до свидания. Проезжаю мимо её машины, смотрю, а она вся растрёпанная, пунцовая, в истерике, рыдает человек. Ну, я поехал дальше. А у меня зеркало заднего вида на хендбайке, и вот я пока ехал, она все стояла и стояла. Я думаю: «Ёлки-палки, просто прикосновение человека к человеку уже совершило какой-то переворот в сознании, в душе человека». Я не знаю, о чем она вспомнила. Не знаю, из-за чего были эти слезы. Но то, что переворот в сознании человека произошел – это точно. А ведь я всего еду-то четыре часа. Думаю, уже не зря живу. Хотя бы ради одного этого момента, уже не зря живу. И дальше уже «полетел» замечательно.
Завожу машину, выезжаю на трассу. Ищу тебя. Нигде нет. Назад – тоже нет. Потерял. Всю ночь не спал. Поклоны бил. Подъезжаю к церкви, а тут ты стоишь.
Следующая ситуация. Приезжаю в Тосно. Ищу место для ночлега. Гостиница там была дороговатая. Поэтому я стал искать место, где бы поставить палатку. И женщина, оператор на заправочной станции, сказала, что сейчас позвонит в Тосно и попробует меня определить. Позвонила. Потом говорит, поезжайте по такому-то адресу, там примут. Представляете? Добрый человек, сделал доброе дело. Я поехал по данному адресу. Таджики пустили меня на квартиру, накормили пловом, помыли в бане, уложили спать.
Утром встал, еду дальше, вижу, купола церковные сверкают. Ну, думаю, дай подъеду. Подъезжаю, там маленькая церковка кладбищенская. Спрашиваю: «А служба будет?» – «Да, будет, сейчас подъедет батюшка». Я чуть в сторонку отъехал, к церкви подъезжает машина. Выходит батюшка, здоровый такой. Это, потом оказалось, отец Сергий. «Господи, простите меня! Ради Бога умоляю, простите меня! Умоляю, Господи! Прошу тебя!» – начал причитать батюшка, что я испугался. Ну, не то что испугался, растерялся, скорее. Потом он объяснил мне ситуацию. «Вчера, – рассказывает батюшка, – ехал вечером из Ленинграда в Тосно и увидел тебя на трассе. Гляжу, флажки, коляска. По-моему, инвалид. А я мимо проехал. Приехал домой. За что ни возьмусь, а все мысли крутятся о тебе. Крутятся и крутятся. Как же так? Инвалид. А я проехал мимо! Даже не остановился. Завожу машину, выезжаю на трассу. Ищу тебя. Нигде нет. Назад – тоже нет. Потерял. Всю ночь не спал. Поклоны бил. Подъезжаю к церкви, а тут ты стоишь. Настолько Господь усматривает такие моменты. Просил у Господа прощения, а вот этот человек перед тобой – проси у него прощения».
Всего за сутки три таких момента колоссальных. Дальше через всю страну – неизвестность абсолютная. Как, что и где. Ты представляешь, крылья выросли. И попер. Вот до сих пор не остановлюсь.
– Каков был ваш первоначальный маршрут?
– 2017–2019 год – первый маршрут из Санкт-Петербурга во Владивосток, с зимовкой в Иркутске. Общая протяженность путешествия 410 дней, 10 347 километров. Заезжаешь туда-сюда и получается более 10 тысяч. Хотя по карте 9 200 километром. 11 тысяч километров на моём замечательном «боливаре».
Зимовал в Иркутске. Дважды зимовал в Сочи. Вот сейчас планирую по окончанию путешествия, дай бог все нормально будет, опять зимовать в Сочи. Мне там очень нравится. Тепло, хорошо. И как это ни странно, инвалиду с пенсией в 15 тысяч хватает средств путешествовать по стране, зимовать в Сочи, быть счастливым, не умирать с голоду.
– А сейчас в Питер?
– Да. Я этот город не люблю. Он очень мощный, серый и мокрый. Неделю я смогу там побыть, посмотреть, но потом уеду. Все мои старты, и как оказалось, и финиши связаны с ним. Там есть такая замечательная команда – ротарианцы России, которые подарили мне хендбайк. И вот ротари-клуб «Белые ночи» уговорил меня написать книгу о моём путешествии из Санкт-Петербурга во Владивосток. Они взяли на себя всю финансовую часть по изданию. Взяли на себя распространение этой книги. И вот в конце сентября состоится презентация моей книги, куда я и еду.
– Что будет в книге?
– Она такая, знаешь, не классический дневник или ещё чего-то. Я стихи пописываю. Поэтому их там довольно много будет. Там невесть что, сам не знаю что. Я говорил Наталье Емельяновой из ротари-клуба, что хочу написать так, как не пишут. Ведь в книгах тематика должна быть одна: поэзия или проза. А у меня ассорти, винегрет. Но мне сказали, что пусть будет винегрет, но зато твоё. Жизнь как ты видишь.
– Почему вы вообще решили отправиться в путешествие?
– В 2016 году наша страна чествовала столетие со дня рождения Алексея Петровича Маресьева. Так как я прописан в городе-герое Волгограде, то я являюсь его земляком. А он родился в городе Камышев – это 98 километров от Волгограда. В то время я жил в доме-интернате для престарелых и инвалидов города Волгограда. И нас посетил губернатор Волгоградской области Андрей Иванович Бочаров, герой России. Я набрался наглости и смелости, подошёл к нему и предложил отметить день рождения Маресьева силами инвалидов города Волгограда. Предложил устроить хендбайк-пробег из Волгограда в Камышев. Он посмотрел, подумал и сказал: «Идея хорошая, помогите вот этому парню пробег организовать».
В дом-интернат очень большая очередь, и, чтобы попасть сюда, люди ждут годами. Так что гарантировать, что вы сюда вернетесь, мы не можем
Пробег провели. Я почувствовал вкус, драйв всего этого действия. И через некоторое время подошёл к тем же организаторам и сказал: «На следующий год у нас 75-я годовщина сталинградской битвы. Давайте я в честь этого проеду по всей стране со знаменем победы, с символом города Волгограда». На что мне ответили те же самые чиновники, которые организовали хендбайк-пробег: «Нет, это теперь твои дела, решай сам». Я им отвечают: «Ну, дорогие мои, я поеду, но это же не месяц и не два. Это где-то год, может быть, два или три. Для этого мне придется уйти из дома-интерната. По окончанию путешествия, можно я вернусь сюда и продолжу жить?» Они говорят: «Мы не знаем, как это будет. В дом-интернат очень большая очередь, и, чтобы попасть сюда, люди ждут годами. Так что гарантировать, что вы сюда вернетесь, мы не можем».
Ну, я подумал, подумал. «Всё с вами ясно, – сказал я. – Хрен с вами!» Написал заявление и поехал. Вот и всё. Вот с этого старт Санкт-Петербург – Владивосток.
– Сколько лет вы там прожили?
– Больше 16 лет прожил там. Доживать там можно. Но если у тебя в душе живчик, если есть стремления какие-то, то там очень сложно. Доживать там можно, больше ничего.
– Но я читал, что вы и прыгали с парашютом, и на гору взбирались. Всё это, когда вы ещё были в доме-интернате. Как вам это удалось?
– Это потому что я такой активный. Я хочу сказать, что все позитивные моменты, которые шли с моей стороны, они пресекались руководством дома-интерната. Ну, на уровне: «Зачем тебе надо? Что тебе на месте не сидится? Ты в тепле, сыт, телевизор под носом. Куда тебя тянет? Зачем? Из-за тебя мы на слуху у людей. Журналисты приходят, телевидение. Не дай бог, учуют какие-то запахи, увидят какой-то мусор. Это же будет на первом плане». Им этого не нужно. И движуха с моей стороны не вписывалась в план работы домов-интернатов. Главный и наиболее уважаемый контингент домов-интернатов – это парализованный на всю голову, ещё лучше на язык, который лежит, спит, кушает, какает и не вякает. Вот это самый «востребованный» контингент в домах-интернатах для престарелых и инвалидов.
– Не жалеете, что покинули интернат?
– Да нет, вы чего. Я жизнь в полноте своей вдохнул, ощутил. Я в первые недели три путешествия понял, что разучился общаться с людьми. Общение в доме-интернате – это одно, а в миру совсем другое. Когда в начале путешествия я пытался о чем-то рассказывать, то видел удивленные глаза людей, я думал, что что-то не то говорю. Меня не понимали. Мне становилось очень неловко. Но со временем я вернулся в общество людей, стал равным среди равных.
Это изоляция в доме престарелых – она плющит людей. Скажу так, самостоятельность в домах-интернатах не приветствуется. Есть порядок мероприятий. На год намечено 6–8 мероприятий. Новый год, 8 марта, 23 февраля, день инвалида, ну, и так далее. Всё, что сверх этого, все, что не вписывается в этот перечень, – оно нежелательно. Оно никому не нужно.
– Будь по-другому, вы бы там остались?
– Вот если бы создать один или два дома-интерната с людьми с активной жизненной позицией. Пусть он будет маленький, но чтобы люди там не доживали, а жили. Потому что ничего плохого внутрь стен дома-интерната я не нес. Я только старался внести позитив.
– Пишут, что в самом начале была цель путешествия «помочь инвалидам России» и «обратить внимание чиновников» на проблемы инвалидов.
– Не было такого. Это уже ваши интерпретации. За базаром надо следить с вашим братом. Я потому и избегаю телевидение. Моих друзей, моих помощников не называют. Получается, что я сам семи пядей во лбу, сам миллионер, сам всё добываю, сам всё делаю.
– А что вы хотите донести до людей?
– Правду. Что благодаря ротарианцам я познал свободу, стал раскрепощенным. Я стал равным среди равных. Что у меня есть друзья, такие как русские мотоциклисты «Ночные волки». У меня есть номер телефона, и я могу их набрать в любой точке России. И в течение ближайших часов ко мне придет помощь. Из любого региона люди расшибутся, но они помогут. Но вот в статьях их называют мотолюбителями, а ротарианцев – меценатами.
Надо понять, в какой стране живет Вуйчич и в каком дерьме живут инвалиды нашей страны. Чтобы показывать, ставить его в пример, нужно дойти до уровня той страны, откуда он
– То есть у вас не было цели что-то показать или что-то доказать?
– Ничего не было. Просто, знаешь, ах, вы так?! Послали меня на три буквы. Ну, и ладно. И пойду. Сел и поехал. Просто поставил цель доехать из пункта А в пункт Б. А доеду или нет, не знаю.
У меня нет желания сделать мир счастливее. У меня нет желания перевернуть мозги у инвалидов. Я уважаю всех людей. В сторону меня очень много критики от других инвалидов. Которые, извините, жопу от дивана не отрывая, с сигаретой в зубах и кружкой пива, обсуждают мои путешествия. Туда ли я еду, так ли я еду, то ли я говорю. Которые мир видят только из окошка своего дома.
Я несколько лет мир видел из окошка своего интерната. Смотрел, смотрел, и однажды у меня терпение лопнуло. Я открыл дверь своей комнаты, посмотрел вниз по лестнице и стал спускаться на попе и на руках. Спустился вниз по бетону, открыл в дверь из подъезда, и мне открылся мир, в котором я сейчас живу. Я стал равным среди равных, оставив тех, кто до этого еще не дошел.
Я не призываю спускаться за мной. Сделать то же самое. Пусть придет время, когда до них это тоже дойдет, а может, и не дойдет. Но это их позиция. Это их желание, это их право. А у меня своё право добиться того, чтобы стать равным среди равных.
– Но ведь есть наверняка и другие инвалиды, которые поддерживают?
– В дороге я с инвалидами не встречаюсь. В дорогу с собой я никого не зову. Потому что федеральная трасса – это не прогулочная зона. Есть инвалиды с большой буквы. Такие, как Валентина Артемчук, поэтесса, девушка с тяжёлой формой ДЦП. Есть такие инвалиды, как Сережа Бурлаков [спортсмен-паралимпиец и общественный деятель], инвалид с четырехкратной ампутацией. Есть такие люди, которые не путешествуют, но живут на коляске в своем доме. На коляске копают огород, пропалывают землю, имеют семью, детей. Всё по дому делают сами, будучи инвалидами. Таких людей немного, и, как правило, о них не очень много говорят. Я не знаю почему.
Зато у нас на слуху Ник Вуйчич [австралийский мотивационный оратор с синдромом тетраамелии – редким наследственным заболеванием, приводящим к отсутствию всех четырёх конечностей]. Но опять же популяризация этих людей в России происходит от скудности ума. Во-первых, надо понять, в какой стране живет Вуйчич и в каком дерьме живут инвалиды нашей страны. Чтобы показывать, ставить его в пример, нужно дойти до уровня той страны, откуда он. Уровень жизни там, уровень жизнь здесь. Какие стены железобетонные разбиваем лбами мы для того, чтобы жить. Не добиваться чего-то, а жить.
– Почему те люди, которых вы перечислили, они «инвалиды с большой буквы»?
– Да потому что живут независимо от всего. Вот Валя Артемчук на 25 лет моложе меня, но она стала символом моего изменения. Она одной ногой пишет стихи, рисует картины. Я с ней в Сургутском литературном объединении был знаком лично. Она навсегда в моём сердце.
Но о ней никто не знает. Вот живет человек, который подарил стремление к жизни Алексею Костюченко. Ее не вызывают ни на ток-шоу, нигде. Но она подарила мне надежду на лучшее. Лучше Вуйчича покажем, из-за бугра. Такого хорошего, расписного.
– Вы себя не видите в роли того же Вуйчича, чтобы просвещать и мотивировать?
– Такой роли я избегаю. Я никому советов, уроков и назиданий не давал, не даю и не буду давать. У каждого свои грабли. Шагайте, хлопайте или уворачивайтесь. Вот такая моя жизненная позиция.
– Но если кто-то о вас узнает и поставит вас в качестве примера для себя, разве это плохо?
– Я не знаю. Для чиновников домов-интернатов это плохо. Или, скажем, если у него появится желание проехать по России, и на одном из перекрестков его собъёт машина. Что в этом хорошего? Скажу такую фразу, что для немца смерть, для русского похмелье.
– Путешествовать настолько опасно?
– У меня есть два принципа. Первый: я никогда не плюю на дорогу, потому что я по ней еду. Специально для этого с обочины съезжаю. И второй принцип: чем ближе к краю обочины, тем дольше будешь жить. Я еду в основном по щебенке, а не по проезжей части. У меня коляска широкая, вольно или невольно на дороге, но я еду по щебенке. У меня есть зеркало заднего вида. Я еду и смотрю, если приближается фура, я просто ухожу с асфальта на щебенку. Если мелкая щебенка, я еду потихоньку, если крупная, то я съезжаю и стою, жду пока проезжают крупные машины. Кому-то покажется геморройно, зато я еду и я живой.
У меня был один случай под Тверской областью. Название поселка я не помню. Так вот оттуда выехал мужчина на инвалидной коляске на рычажной. Он где-то километров за восемь поехал мне на встречу, чтобы пригласить меня к себе переночевать, поговорить, попить чаю. И мы поехали к нему в деревню. Так вот у меня количество седых волос прибавилось, пока я ехал с ним. Потому что я еду по щебенке, а он прямо по проезжей части. Я ему говорю: «Ты чего там едешь? Съедь с обочины. Это же федералка». – «А они чего, не видят, что-ли? – отвечает он. – Инвалид едет, объедут». Вот в чем разница. Поэтому призывать к этому – не надо.
По большому счету инвалиды – эгоисты. Эгоисты в кубе. Рано или поздно они понимают, что весь мир им обязан. Ну, под всем миром я подразумеваю государство, окружающих. Вот я, например, без комплексов. Меня не волнует наличие безбарьерной среды в стране. Я несколько раз отказывался принимать участие в депутатских группах. «Алексей, вот ты путешествуешь, ты более или менее известен. А ты не мог бы в нашем городе проехать и на камеру, при наличии депутатов, показать, что безбарьерная среда нашего города никудышная?» – предлагали мне.
Ваш город, ваша проблема, вы и решайте. У меня другая задача. Вот я сейчас живу в гостинице на втором этаже. Там есть лифт, но я спустился на лестнице и обратно я опять буду подниматься по лестнице. Я захотел быть равным среди равных. Я буду равным среди равных. Ты по лестнице, и я по лестнице. Ты в магазин по лестнице, и я оставлю коляску, слезу и пойду с тобой по торговым рядам на попе.
– Вы можете спуститься с коляски, а другие нет. Вам не нужна безбарьерная среда, а другим без нее никак. Разве государство не должно что-то для этого делать?
– Обязано, но не делает. Я же говорил, что политика инвалидов в Австралии, откуда Ник Вуйчич, – это одно, а политика инвалидов в России, где железобетонные стены кругом, – это другое. Я в них 17 лет бился. Изначально я пытался права инвалидов отстаивать. Но это дохлый номер в этой стране.
Хочу сказать, царство небесное моему отцу, участнику и инвалиду Великой Отечественной войны. Он каждый год проходил переаттестацию инвалидную. Каждый год подтверждал, что он инвалид. Когда я стал инвалидом, то каждый год в течение двух лет проходил переаттестацию. Вот как будто у меня всё вырастет [показывает свои руки]. У нас с отцом разница 50 лет. Только через 50 лет до Медведева дошло, что это абсурд и глупость. Только после этого переаттестацию отменили.
Вот это насчет безбарьерной среды. Надо делать, а не трындеть. Ну нет [безбарьерной среды] и хрен с вами! Я ползаю. Я могу сесть у лестницы, подозвать два-три телеканала, позвать две-три газеты и поныть, поплакать, поматерить их перед этой лестницей. Оно мне надо? Я вот себе залез, мы поговорили, и я пойду дальше делами заниматься. Не сидеть у этого порога, не ныть и не хлюпать. Не тратить на это нервы и время. Ну, нет и не надо. Есть бордюр, я его перескачу и перетащу свою коляску. Я вот какой-то такой – неправильный.
Я обратился к ротарианцам города Волгограда с такой просьбой. Вот я без рук, без ног хочу стать альпинистом
– На что живете в дороге?
– Пенсия поступает на карточку. У меня на социальных страницах не выставлен номер карты, сбор средств на путешествие. У меня хендбайк ни разу не ломался, техника не разбивалась. Средств на молочко, на прянички хватает. Я в путешествие отправился, должен быть экстрим, а не сбор денег. Посты на сбор денег пишут не инвалиды, а блогеры, которые с добродушных людей сбивают бабки откровенным способом.
Но бывают случаи, когда в личку умные грамотные люди пишут. Я им отказываю. Один, два, три. Если еще пишут, тогда уже ладно.
Вот этот мой комплекс принятия денег от людей, он во мне присутствует до сих пор. Мне батюшки говорят: «Алексей, ты отвергаешь доброту и любовь людей. Так нельзя». Я говорю: «Я, батюшка, грешен, но не могу». Но вот когда одно предложение, второе, пятое, то вспоминаешь разговоры батюшек и отсылаешь номер телефона и принимаешь.
– А дары принимаете? Хендбайк же вам подарили.
– Это было в начале, когда я собирался стать альпинистом, я написал пост в соцсетях: «Я инвалид, без рук, без ног, но хочу стать альпинистом. Совершить восхождение. Люди добрые, может, у кого-то найдется время и желание помочь мне». Около полутора лет висел этот пост, а потом отозвалась команда альпинистов из Череповца. Они были участниками одного из этапов по альпинизму в Хибинах. У них в марте проходил этап, и они меня пригласили. А это же денег стоит. Откуда у инвалида такие деньги.
Тогда я обратился к ротарианцам города Волгограда с такой просьбой. Вот я без рук, без ног хочу стать альпинистом. Мне предложили помощь, но у меня нет средств доехать туда на поезде. Не могли бы вы помочь мне финансово. Они отозвались, помогли, но поставили передо мной условие: «Алексей, когда поднимешься на вершину, открой флаг, символ нашего ротари-клуба. Сделай это, пожалуйста». Я совершил восхождение, распахнул флаг ротари-клуба на вершине. С этого момента у нас началась дружба. Потом они помогали мне прыгать с парашютом. Они поддержали меня. Нашли хороший хендбайк. Они не просто вынули деньги, а сделали аукционы по продажам картин, средства с которых пошли на приобретение хендбайка для меня. И вот они собрали средства, купили мне хендбайк, пригласили меня на торжественное заседание. Я не знал, чем оно кончится. «Алексей, хочешь путешествовать? Вот, пожалуйста, осуществляй свою мечту», – и подарили мне хендбайк. Радовался – не то слово. Я его немного модернизировал под свои потребности, так как рук нет. А на следующий год весь Волгоград объехал от и до.
– Хотел поговорить о вашем прошлом. Можете рассказать…
– Это самое тяжелое. О нем не стоит говорить. Не стоит.
До этого разговорчивый Алексей замолкает и даёт понять, что говорить об этом он не собирается. Инвалидом он стал, уснув пьяным в сугробе.
– Больше не употребляете?
– Вообще нет. Не курю, не пью. Абсолютно здоровый образ жизни.
– Вы себя называете главным оптимистом всея Руси. Почему?
– Не главный. Я просто оптимист всея Руси. Это кто-то из ваших [журналистов] ляпнул. С вашим братом на вытянутую руку надо. Давным-давно, еще в начале двухтысячных годов, когда я изменил свою жизнь, вышла статья в сургутской газете, где было написано «в связи с инвалидностью от Алексея отвернулась семья». Представляешь? Представляешь, как было написано? Я набрался наглости, позвонил журналисту, который написал эту статью. Говорю: «Саша, ты что же такое сделал? Ты зачем такое написал?» Он ответил честно: «Алексей, я прошу извинить. Но в каждой статье должна быть изюминка, горчинка или что-нибудь колючее. Я могу написать опровержение, если хочешь». Он написал опровержение. Статья на весь разворот, а опровержение шесть или семь строчек. Он извинился, но мне от этого легче не стало. Я хотел эту статью семье, детям отправить. А тут он взял и это… Изюминку вложил.
– А за эти годы не было материала о вас, который хотелось быть семье отправить?
– У меня с ними все хорошо. Мы на прямой связи по телефону. Так что ничего не надо. Все нормально. Это просто была первая статья, которая обо мне вышла.
– Где ваша семья живет?
– В России.
– Давно к ним заезжали?
– В 2019 году.
– Как они относятся к вашему путешествию?
– Понимаешь, в России суета. Скажем так, у них своих забот хватает.
– Когда-нибудь настанет момент, когда путешествовать будет сложно. Думали ли вы об этом?
– Я тебе даже осторожно сказал: «Даст бог, даст бог, если финиширую в Санкт-Петербурге». Я даже на сентябрь не загадываю. Даже на такой промежуток времени не загадываю. А что дальше? Нет, я об этом не думаю.
– Почему?
– Потому что никто не знает, что дальше будет. Федеральная дорога – это не бульвар Капуцинов.
– Тем не менее вы уже много лет в дороге…
– Ну и что. Вот у меня принцип такой, что я даже не загадываю, что будет в сентябре. Если вот финиширую, даст бог, то поеду зимовать в Сочи.
– Доеду до Питера или нет – это разве оптимизм?
– Понимаешь, есть уверенность, а есть самоуверенность. На все воля божья. Понимаешь? Я тебе сейчас расскажу про волю божью. Вот это стихотворение было написано в 2004 году. Я тогда еще был не воцерковлен.
Мне в пригоршни снег зачерпнуть невозможно,
И нечем тропу до ворот протоптать.
Зимой я веду себя осторожно,
С той самой поры стал её уважать.
Зима не прощает ошибок и слабость,
С морозами шутки шутить не к чему.
Окутает тело вдруг немощь, усталость,
И сон увлекает в бездонную тьму.
Предстали видением солнце и лето,
Прелестная дева на дивном лугу.
Бегу я за ней и зову – нет ответа.
Споткнулся, упал, а вот встать не могу.
Не чувствую ног, вместо рук словно плети,
Лежу, что колода не дать и не взять.
Предстали виденьем супруга и дети,
Вдруг вижу в сторонке усопшую мать.
Глядит на меня прикрываясь ладошкой,
И крикнула громко мне: «Сын, погоди!
Идешь ты неверной, порочной дорожкой,
Покайся пред Господом, в грех не входи».
Взмолилась душа в темноту о спасении:
«Прости меня, Боже, пощады прошу!»
«Я слышу тебя, по любви – снисхожденье.
Ты искренен вижу, ну что же, воскрешу».
В лицо мне повеяло теплым дыханьем,
Но глаз не открыть и нет силы позвать.
Раздался вдруг лай надо мной с подвываньем.
Собака нашла меня, стала лизать
Есть ангелы Божии с ликом собачьим,
Без веры в Христа это трудно понять.
Посланники господа внемлют молящим,
Я рад, что сумел это сердцем принять.
Пусть пригоршней снег зачерпнуть невозможно.
Пусть нечем тропу до ворот протоптать.
Но я у судьбы и беды не заложник!
Жив, Господа славлю, на что же роптать.
Вот это стихотворение было написано в 2004 году. В 2016 году мотоциклисты России «Ночные волки» праздновали 30-летие. На этом юбилее я познакомился с митрополитом слободским и вятским Марком. Он подарил «Ночным волкам» икону святого Христофора, который покровительствует путешественникам. Его иконы рисуются в двух вариантах: в лике святого и с собачьей мордой. Можешь представить? Вот так вот. Это насчет присутствия божьего. Я тоже не понимал. Но вот откуда оно взялось? И ведь действительно меня нашла собака. И я написал, что есть ангелы с ликом собачьим. Потому что собака меня спасла. И действительно есть святой Христофор. И митрополит Марк говорит мне: «Вот смотри, Алексей. Вот она милость божья. Тогда уже тебя Бог искал, нашёл и спас».
Я верую, что Господь есть. Я грешен. Я очень грешен. Да, все мы грешны. Так что, знаешь, насчет загадывать не загадывать. Не знаю, что будет завтра. Но это не означает, что я пессимист.
Федор Филиппович Конюхов – я тоже лично с ним знаком. Он и путешественник, и практикующий священник [в одиночку совершил пять кругосветных плаваний, 17 раз пересёк Атлантику, причём один раз на вёсельной лодке]. И вот он говорит: «Алексей, молись, как можно чаще. Не выученными молитвами, а молитвами, которые приходят тебе в сердце». Он рассказывал, что когда плыл по океану, то на каждый гребок весла: «Спаси, Господи! Спаси, Господи! Спаси, Господи…» А я вот еду и пою: «Господи, помилуй, Господи, прости! Дай небесной силы на земном пути». Птички это слышат. Не смеются. Никто пальцем у виска не крутит. А я еду и пою: «Господи, помилуй, Господи, прости! Дай небесной силы на земном пути». И вот доехал до Вологды. Пессимист пятый год не будет путешествовать.
https://www.sibreal.org/
