«Никто не будет прощать тебе систематические ошибки или отсутствие на работе только потому, что у твоего ребенка — инвалидность»: монологи родителей детей со СМА.
«У вас же есть сын, так отдайте дочку в интернат и будете ее навещать», — «советовали» врачи Анастасии Тимухиной, когда диагностировали у ее Миланы спинальную мышечную атрофию — болезнь, которая не лечится. Анастасия не прислушалась к «рекомендациям» и сделала все, чтобы помочь дочке расти, окруженной любовью и заботой.
В рамках информационной кампании, которую запускают VK Работа и Добро Mail.ru, мы поговорили с Анастасией и другими родителями детей со СМА о том, как они каждый день борются за счастье и здоровье своих детей, а также за возможность реализовывать себя.
Спинальная мышечная атрофия (СМА) — это генетическое заболевание, при котором повреждается ген SMN1. В результате мутации у человека не вырабатывается белок, который нужен для выживания мотонейронов, что приводит к их постепенной гибели. В итоге заболевание приводит к нарастающей мышечной слабости, и постепенной атрофии всех мышц, включая дыхательные.
Для того, чтобы ребенок родился со СМА, нужно, чтобы оба родителя были носителями поврежденной копии гена SMN1 и передали ее ребенка. Существуют тесты на носительство, так что узнать о том, насколько высок риск рождения ребенка у родителей, можно узнать, сдав генетический анализ и пройдя консультацию у врача.
Существуют также возможности инвазивной пренатальной диагностики плода, а также планируется включение заболевания в программу скрининга новорожденных. Время первого появления симптомов заболевания зависит от типа СМА (всего их четыре) — от рождения до взрослой жизни. — Ольга Германенко — директор фонда «Семьи СМА»
Анастасия Тимухина, Кемерово
«Я „локомотив“ — иду вперед, чтобы дочка жила полноценно!»
Моей младшей дочке Милане сейчас 13 лет. До сих пор помню, как доктор с каменным лицом сообщая мне о диагнозе, сказал, что она не доживет и до трех лет. Спинальная мышечная атрофия (СМА) впервые дала о себе знать, когда Милане было три месяца. Врачи говорили, что у ребенка просто небольшая задержка физического развития, и это норма.
Потом медкарта Миланы загадочно исчезла, потерялась и так и не нашлась, поэтому истории болезни ребенка первого года жизни у нас нет.
Был период, когда у дочки двигались только зрачки, и рядом не было никого, кто мог бы что-то посоветовать. Я ориентировалась на себя — возила ее на обычную реабилитацию: бассейн, иглоукалывание, мануальная терапия.
Благодаря этим занятиям Милана начала сидеть, поворачиваться, самостоятельно есть. Диагноз «СМА I типа» ей поставили только в год и два месяца: знакомые посоветовали хорошего невролога, который предположил генетическую болезнь.
Не могу сказать, что у меня земля ушла из-под ног или я решила, что все, жизнь закончилась. Но, конечно, узнать о диагнозе было тяжело.
Когда у дочки начались первые проблемы, ее папа ушел из семьи. Когда Милане наконец-то поставили диагноз, от меня очень отдалилась мама и все родственники.
А врачи тогда посоветовали отдать ребенка в спецучреждение: «У вас же есть старший сын — здоровый парень — занимайтесь им, а дочку будете навещать». Я осталась совсем одна, пришлось выгребать самой. Ну ничего, справилась.
Первый ребенок, уехавший из реанимации домой
Пять лет назад, когда Милане было восемь, я познакомилась с фондом «Семьи СМА», и на меня обрушился вал информации: как ухаживать, как кормить, как реабилитировать. Помню свой шок, когда поняла, что до этого все делала не так, все неправильно. Были моменты, когда сильно винила себя: почему раньше я всего этого не знала? А вдруг это осложнение произошло потому, что я столько-то лет назад по незнанию сделала вот так?
Поворотным стал 2019 год: в январе Милана попала в реанимацию с остановкой дыхания, и спасти ее удалось, опять же, только благодаря информации от фонда.
Если бы специалисты не рассказали, как вести себя в чрезвычайной ситуации, если бы не научили меня «раздыхивать» ребенка, Милана бы просто не дождалась скорой.
Дочку отвезли в реанимацию, и спустя какое-то время мы узнали, что детей со СМА оттуда не выписывают. Для этого нет ресурсов, нет домашнего оборудования, да и просто нет такой практики. Раньше ее даже не пытались внедрить. Но кто-то ведь должен начинать?
В нашем регионе этим «кем-то» стала я. Собирала документы, писала обращения, стучалась во все двери, прошла все возможные инстанции. Милана стала первым ребенком в Кузбассе, которая на аппарате ИВЛ уехала из реанимации домой. Через две недели после этого точно так же выписали мальчика, который лежал тогда в больнице вместе с Миланой. А потом это стало системой, и она, надо сказать, неплохо работает.
Использую все шансы!
До случая с дочкой в Кемеровской области вообще не было детского паллиатива: ни выездных служб, ни специалистов, которые регулярно наблюдали бы ребенка с неизлечимым заболеванием, приезжая к нему домой. Получается, система паллиативной помощи в регионе началась с Миланы.
В августе 2019 года в России зарегистрировали жизненно важный препарат для пациентов со спинальной мышечной атрофией. А в октябре мы с Миланой отправились в Новосибирск на «Школу СМА», которую в разных регионах проводит фонд «Семьи СМА». Познакомились с его директором Ольгой Германенко, с известным пульмонологом Василием Штабницким, с такими же активными семьями из разных городов.
Год был очень насыщенным, и именно тогда с меня как будто слетели розовые очки, я окончательно поняла, что буду бороться и сделаю все, чтобы моя дочь жила полноценно. Использую все шансы!
Появление в России медикамента для лечения СМА перевернуло мое мировоззрение. Этот препарат гарантирован нам законом, но практически сразу стало понятно, что за каждую дозу лекарства придется повоевать, и я к этому готова. Когда начинаешь защищать свои права, пытаешься расшевелить систему, остановиться сложно, потому что проблемы появляются одна за другой, какие-то препятствия возникают постоянно, и их приходится преодолевать.
Вот уже 13 лет я нигде не работаю и даже не пыталась устроиться — в моем случае это невозможно, дочери нужен постоянный уход. Конечно, я бы хотела построить карьеру, хотела бы иметь время «для себя», но жизнь сложилась по-другому, а у меня самые лучшие дети.
Милана — абсолютно социализированная, открытая, смелая, у нее есть друзья и подруги, она умеет постоять за себя и совсем не чувствует себя какой-то «не такой». А меня другие родители, которые живут в нашем регионе и воспитывают детей со СМА, называют «наш локомотив». Я пру вперед, а они идут за мной паровозиком.
Ольга Фукс, Красноярск
«Не сидите дома, не зацикливайтесь на болезни!»
У меня двое ребятишек со СМА, причем о диагнозе сына мы узнали, лишь когда у нас родилась дочка. До этого у нашего Оскара выявляли совсем другие болезни, и лишь когда мы сдали генетический тест, выяснили, что же с ним на самом деле.
СМА развивается постепенно — то есть ребенок двигается, но как-то медленнее других.
Наша Катя, например, постоянно падала — ползет-ползет и заваливается. А потом, где-то в год, случился резкий откат, и она вообще перестала даже садиться самостоятельно.
Сейчас, когда нас поддерживает фонд «Семьи СМА», когда вокруг есть сообщество родителей детей с таким же диагнозом, стало полегче. У нас есть коляски, корсет, в котором Оскар может сидеть. Катю я вожу на кружки — она занимается вокалом, мы ездим в бассейн, она участвовала в конкурсах красоты…
А поначалу бывало непросто: и в чаты люди всякий бред писали, говорили, что вот мы «рожаем инвалидов, а потом у государства попрошайничаем».
И соседи могли что-то обидное сказать. Учимся жить с этим, идти с высоко поднятой головой.
Да, приходится много бороться — в основном за лекарства. Еще один благотворительный фонд помогает мне судиться с местным министерством здравоохранения, выбиваем положенные препараты.
В целом же сейчас люди вокруг стали гораздо больше принимать детей с инвалидностью. Нас в Красноярске все тут знают — я везде с детьми хожу, не скрываю, нас по телевизору часто показывают. Родители в садике, куда я Катю водила, спокойно к ней относятся.
Сложно мне было самой — в плане самореализации. Когда у нас только появился Оскар, я могла работать ночью, а муж днем. Ну а когда Катюшка родилась, естественно я работать перестала — совмещать ее с воспитанием двух детей со СМА стало просто невозможно.
А я тогда совсем молодая была, 22 года. И вот тогда я «подвывала» — так обидно было, думала, жизнь мимо меня проходит. До этого я еще и спортом занималась, а тут села дома и лишний раз выйти никуда не могу.
Но мы такая семья, стараемся не унывать. У нас есть машина, мы в нее сажаем детей и едем куда-то. Парки, речки, прогулки — я все время стараюсь детям что-то показывать. Все, что у меня в детстве было, — ничем обделять их не хочу. Я сама все время ищу себе новые направления для развития и для детей то же делаю.
Мы ездим на рыбалку, даже в лес по грибы можем — пусть вдоль дороги только катимся, пусть хоть мухомор найдем, уже хорошо!
И родителям всех детей с диагнозами я хочу сказать: не ограничивайте свою жизнь одним лечением, болезнью. Не сидите дома, не зацикливайтесь на проблемах. Наши дети — обычные дети, которые хотят играть, гулять, узнавать новое.
И в наших силах сделать их жизнь полноценной!
Елена Вербенина, МоскваPR-менеджер благотворительного фонда «Семьи СМА»
«Другой жизни нам не дали. Берем из этой максимум хорошего»
Максиму было чуть больше двух лет, когда у него диагностировали СМА. Я тогда училась на последнем курсе университета, работала и находилась в процессе развода с мужем. Расставание произошло не из-за инвалидности сына — бывший муж дорожил ребенком, часто его навещал. Но когда узнал о диагнозе, вдруг исчез, просто перестал приходить. С тех пор я не получала от него никакой помощи и алиментов.
Понятно, что мне нужно было работать за двоих. В таком случае вариантов у женщины немного: рассчитывать на поддержку семьи или работать еще больше, чтобы оплачивать услуги помощницы. Мне всегда помогала мама, за что я ей очень благодарна. Она занималась воспитанием сына — я работала на двух-трех работах.
Всегда считала себя современной мамой с передовыми взглядами, в воспитании и развитии сына ориентировалась на последние методики и свежие исследования. У старших родственников, как правило, более консервативный подход, и к этому тоже надо быть готовой.
Увы, когда ребенка воспитываешь не ты, твой авторитет как матери падает стремительно. И убедить близкого человека, которому ты доверилась, прислушиваться к тебе — непростая задача.
Много лет я работала в сфере журналистики и медиа: автором, редактором, был период сотрудничества с компанией, которая производила поздравительный контент — писала стихи в промышленных масштабах. В такой работе неважно, есть ли у тебя ребенок, с инвалидностью он или нет, главное, чтобы тексты сдавались вовремя.
Обычно при устройстве на работу я не сообщала о своей ситуации. После испытательного срока, когда уже показала себя как специалист, могла рассказать руководителю и коллегам об инвалидности сына. Только однажды я нарушила это правило — когда устраивалась журналистом в православную службу помощи «Милосердие».
В то время диагноз СМА был не на слуху, и я до последнего надеялась, что сын сможет ходить. Но Максим сел в коляску, и случилось это накануне моего собеседования.
Конечно, туда я пришла в совершенно разобранном состоянии и рассказала первое, что меня тогда волновало: у моего сына СМА, раньше он ходил, а теперь — нет.
Я встретила невероятный отклик и поддержку от людей, которых видела впервые в жизни. Они стали моими коллегами. А потом начались обычные рабочие будни. Никто не будет прощать тебе систематические ошибки или отсутствие на работе только потому, что у твоего ребенка — инвалидность.
Но я всегда старалась выдавать хороший результат и, возможно, поэтому никогда не сталкивалась с непониманием со стороны работодателей.
«Пройдет время, и ты поймешь: жизнь продолжается»
Узнав о диагнозе ребенка или другой серьезной проблеме, люди, бывает, просто исчезают из твоей жизни. Помню, как уже после моего развода мы с родственницей бывшего мужа нашли друг друга в соцсетях — у нас всегда были теплые отношения. На своей странице я тогда публиковала фотографии уже подросшего Максима, и никогда не позиционировала его как мальчика на коляске.
«А помнишь, мы все переживали, что Макс не будет ходить», — написала мне та девушка. «Он и не ходит, — ответила я. — То, чего мы боялись — произошло». И все — человека как корова языком слизала. Связь снова прервалась, на этот раз — совсем.
Бывает, кого-то просто раздражают люди с инвалидностью, им не нравится общение с «проблемными». Они считают таких людей и их близких токсичными. Ну что поделать, человеку тяжело с твоими трудностями, ему хочется только солнышка и радости вокруг. Это его полное право. Я сталкивалась с таким в приятельских отношениях. Но, к счастью, у меня всегда были близкие друзья. Их можно по пальцам одной руки пересчитать, но они всегда рядом, и в них я уверена на сто процентов.
Сейчас я работаю в благотворительном фонде «Семьи СМА» и часто думаю о том, как повезло современным родителям. 20 лет назад мне страшно не хватало всей той поддержки, которую оказывают сейчас семьям фонды. Тебя «подхватывают» профессиональные психологи, ты знакомишься с людьми, которые переживают то же, что и ты.
Слышишь: «Это не страшно. Вот увидишь, ты все преодолеешь, пройдет время, и ты поймешь, что жизнь продолжается». Конечно, ничего этого не было в начале нулевых. Я просто ела себя изнутри, не знала, что делать. Единственный выход, который я нашла, и это действительно помогло — я стала ближе к церкви и только там обрела почву под ногами.
Быть реалистами
Знаете, очень хочется спокойствия, и жить «как все». Но ты понимаешь, как много нужно твоему ребенку: оборудование, лекарства, медицинская гимнастика. Ты постоянно находишься в состоянии неизвестности: а будет ли возможность дальше оплачивать эти дорогостоящие услуги? А будет ли в следующем месяце лекарства? Наверное, все семьи, воспитывающие детей с инвалидностью, живут в таком режиме. И время от времени нам всем приходится бороться, «выбивать» и требовать.
Максиму сейчас 22 года, он всегда хорошо пел, так что после школы поступил в МПГУ на факультет академического вокала. Сейчас заканчивает магистратуру, дальше по плану аспирантура, после которой он сможет работать педагогом по вокалу. Он часто выступает, хотя пока это не приносит ему дохода.
А еще он сотрудничает с разными изданиями как автор, пишет в том числе и мотивационные тексты: о своей жизни, о том, как, будучи на коляске, не чувствовать себя «колясочником». Это позитивное. Бывает и другое: бессилие, депрессия, злость из-за инвалидности. Трудно этого избежать, учитывая обстоятельства.
Обычно меня спрашивают: «Как вы все преодолели? Как вам удается нормально жить, несмотря на постоянные трудности?»
А мы не преодолели «все». Как и любая другая, наша жизнь состоит из грустных и радостных событий.
Да, из-за диагноза Максима у нас много дополнительных трудностей, нужно быть реалистами. Но другой жизни нам не дали, поэтому живем той, которая есть, стараясь взять максимум хорошего. А если случается плохое, можно махнуть рукой и поплакать — ничего в этом страшного нет.
https://n-e-n.ru/
